Я — сын палача. Воспоминания
Шрифт:
КГБ — сатанинская, преступная организация. Это я не о конкретных кровавых преступлениях говорю, что совершались и, думаю, совершаются и сейчас в стенах этой страшной конторы. Я говорю о первоначальном замысле, о той идее, которая породила эту структуру.
Государство — по определению, «машина для угнетения», образование злое, злонамеренное — создает специальный орган, чтобы следить за собственными гражданами, выискивать и искоренять крамолу среди них, даже мысленное, идейное сопротивление самому государству. Государство создает вооруженный орган борьбы с собственными людьми. Передовой отряд унижения, закабаления,
Прямая задача КГБ — искать врагов, прореживать население.
Они даже остановиться не могут. Не нашли врагов, нет врагов, значит, они сами стукачи-палачи не нужны более, ступайте в свой хлев, возвращайтесь в свои стойла. Да кто ж на это согласится? Блатной закон гласит: «Умри ты сегодня, а я завтра». Можно написать это над главным входом в КГБ в виде лозунга.
И умерщвляли сегодня. И каждый день. Для того и созданы были.
Тут можно спросить про милицию. Обычную городскую и дорожную. Никто же не говорит, что люди сами по себе ангелообразно хороши. Много плохих, злых людей, и так и будет. Необходима, видимо, система, охраняющая каждого человека, да и страну в целом, от этих лихих людей, от бандитов и хулиганов на улицах и на дорогах. Другое дело, что и среди ментов и гаишников не мало, чтобы не сказать много таких, кто гребет под себя.
Пользуясь подвернувшейся возможностью, палочкой и пистолетом берут, что не положено, грабят беззащитных граждан, кого должны защищать.
А в хорошем бы, в справедливом государстве, о котором я всю жизнь мечтаю и мысленно его создаю, подумали бы о создании организации с противоположными по сравнению с КГБ целями: защищать граждан, просто людей, каждого из них — от кровожадного и жестокого, ненасытного государства. Без отдыха выискивать бюрократов и чинуш, всех тех, кто вольно ли или по недомыслию мешает людям жить, затрудняет им жизнь на земле. В том числе и среди ментов и лихоимцев гаишников.
А найденных вовсе не надо ни судить, ни казнить, их просто следует отодвинуть от забот о людях на места, где по бумажкам, станкам, железкам.
Раз нельзя им с людьми.
Социальное последовательно и без пропусков социологизирует, подминает под себя, берет под свой сатанинский надзор все индивидуально человеческое. Есть у человека страсть и способность рисовать, изображать — вот тебе художественные школы, институты, ВХУТЕМАСы, академии; может и хочет познавать, учиться — вот ему школы, вот институты; есть у него способность к исследованию — вот НИИ; физические способности тела — вот ему спорт, вот физкультура. Можно говорить о здоровье отдельного человека — вот на нее медицина; есть любовь — все, что угодно, до презервативов и порнографии. Есть у человека вера — вот ему религия.
Патриарх был сотрудником КГБ? Имеет звание? Ордена? Почему же нет. Еще лучше. Это же социальный чиновник очень высокого ранга, горячее, крепче поцелуйте его честную руку чекиста. Губами проверьте, насколько она чиста. Попы-педофилы, педерасты насилуют пацанов? Так им подфартило, надыбали работу такую, что это легко. Поцелуйте и им каждому руку. Или что он там протянет.
Нет уж! Я из другой очереди. Никакой конфессии не принадлежу, в Бога моего сам верую один на один, жаль только старым стал, энергии не хватает докричаться.
Я сначала было подумал, что и церковь, вроде религии, тоже от Сатаны, не
И постепенно я пришел к такому выводу. У большинства людей, по моей смутной прикидке у девяносто пяти процентов или больше, не хватает индивидуальных усилий домолиться до Господа Бога. Не слышит Он их.
И тогда собираются они вместе и, как могут, молятся вместе, и это помогает иногда.
(«А если в партию сгрудились малые…») Не обижайтесь за глупое сравнение, хочется сказать ясно: церковь — это вроде телефонной будки для разговоров с Господом.
Конечно, многие, а то и большинство в церковь ходят как на тусовку, между собой поговорить, пообщаться, посплетничать. А поскольку это возможно только в форме соблюдения некоего ритуала совместного моления, так вот и они тоже.
Ритуалистика, обрядность в любой сфере человеческого действия заменяет, вытесняет некоторую искренность и естественность, отвлекает, как сказали бы марксисты, пролетариат от классовой борьбы — это отдельная интересная тема. Ну хоть ее-то пропущу.
Если можешь молиться сам, докричаться, дошептаться до Бога, так и делай, не можешь — иди в церковь, там тебе помогут. Вместе дооретесь. Есть такое слово, относительно новое для меня: «намоленная». Икона намоленная, церковь. Тут я скажу уж полную ерунду:
— Неважно, какая это церковь.
Синагога, мечеть, католический собор или православная часовенка. Бог един. Телефонных автоматов к Нему много. Не можешь сам — иди в любую церковь.
Уверен, что Господь к себе принимает не по партийности, не по национальности и не по религиозной принадлежности даже, а тебя лично, такой, как ты есть, с делами твоими и помыслами.
Можно ли примерить социальное с божеским?
Видимо, именно об этом мечтают все утописты, социалисты.
Вообще говоря, примерить нельзя.
Но можно уменьшить, снизить напряжение.
Государства должны прекратить мечтать и стараться стать империей, державой, Родиной.
Должна быть ясно изложена задача: государство на службе человека, социальное на службе индивидуального.
Когда я впервые услышал: «Покупатель всегда прав», — был просто поражен. Шутка, злая шутка. Так можно договориться до того, что «клиент всегда прав», а там уже не далеко до «гражданин всегда прав». Какая жуткая крамола в стране, где всегда государство право. Только государство право. А граждане его виноваты. Всегда виноваты. Только некоторые пока еще подозреваемые. И всю жизнь им приходится оправдываться и доказывать свою невинность. А надо, чтобы государство если не оправдывалось, то отчитывалось перед гражданами, что хорошего сделало для них.
И никаких социальных заказов.
ПЕРЕД УНИВЕРСИТЕТОМ
Сестры
Неля была старше меня на девять лет. Обычно, я много случаев знаю, при разнице в возрасте в десять лет и более отношений между братьями и сестрами уже нет. Знают друг друга, узнают, здороваются, но даже не интересуются, как живешь. Целое поколение. В нормальном, демографическом смысле слова поколение — разница в возрасте между родителями и детьми. Двадцать пять — тридцать лет приблизительно, а более точно и не нужно.