Я — сын палача. Воспоминания
Шрифт:
Со Светланой у меня совсем иные отношения. Она всего на три года старше меня, и отношения могли бы быть. Я знал всех ее дворовых знакомых и друзей, а она моих.
Компании были разные. В ее компаниях ребят на два — пять лет постарше меня было всегда намного, как минимум вдвое, больше. И она всегда была в самом высоком авторитете. Главным был какой-нибудь парень, парни еще и в футбол вместе играли, но где-то в первой пятерке, даже тройке — Света.
Я тоже был главным в своей компании, многократно избирался Тимуром, но компания сама была как бы несамостоятельной, а филиалом, и девочек среди нас не было. Девочки
Света демонстрировала свое старшинство и как бы презирала меня и ставила мне в позорный пример моих же дворовых дружков или одноклассников, казалось мне, не имеющих передо мной ровно никаких преимуществ, кроме недостатков. Вообще доминировала, по возможности пинала меня и совала носом в дерьмо — не в прямом, а в переносном смысле, но все равно обидно.
Ростом она еще пониже меня, но гораздо более спортивная.
Она и бегала, и куда-то прыгала, и гимнастикой занималась и однажды поступила даже на факультет физического воспитания Симферопольского пединститута. Или не поступила. А я был как тот Минька в рассказе Зощенко: неумелым, изумительно неспортивным мальчиком. Еще и худеньким. Был трусоват и редко дрался.
Светлана, по-моему, стеснялась моего косоглазия, как показателя генетического вырождения семьи, о чем несколько раз сообщала мне и старалась как бы спрятать меня, урода, от своих подруг.
Кое-что в этих отношениях с ней я увидел позже в отношениях моих сыновей. Та же разница — три года. В общем, какая-то теплота, взаимное доверие, но в детстве старший, Артем, не упускал возможности просто проходя мимо Егора пнуть его, толкнуть или хотя бы дать щелбана.
Сейчас выросли, живут рядом и как-то подпирают друг друга.
В нашей фанерной квартире завелись мыши. И дамы нашей квартиры стали, как умели, с мышами бороться. Мама разыскала ходы, норы и забила их мелкобитым стеклом и заткнула тряпочками, густо смоченными в керосине. Не знаю, как мыши, но я бы поискал другую дорогу. А Светлана засиживалась за очередной книгой до трех-четырех часов ночи. И как-то увидела мышь. Девушка храбрая, скрутила из газет жгут, факел, намочила керосином, подожгла и за мышкой. Та в норку. Света этот факел в ту же норку, а там уже тряпочка с керосином, что мама еще раньше засунула.
Полыхнуло, как на шпалопропиточном заводе. Раз-два и на полгода мы остались без крыши. Хоть в астрономы записывайся.
Так что если кто подумал, что недостаточно нам нашего папы, то пожар добавил почти до нуля.
Как-то она придумала играть во дворе в «Клуб знаменитых капитанов». Она часто придумывала игры для всех дворовых. Распределили роли. Мне эта радиопередача никогда не нравилась. Из-за прущего из всех щелей патриотизма. Начальником этого клуба самых знаменитых в мире литературных героев — морских капитанов был, конечно же, безымянный капитан корвета «Коршун», его так длинно все время и называют, которого на самом-то деле в мире мало кто знал. А вторым человеком в этой радиопередаче служил капитан Григорьев. Капитан только по званию, а на деле герой летчик из «Двух капитанов» Каверина. Кажется, Света Григорьевым и была.
А мне досталась роль Гулливера. В насмешку.
Маленький среди больших, большой среди маленьких.
Прошло больше пятидесяти лет. Я никогда не любил Жюля Верна и могу подробно рассказать почему. При необходимости. Его капитан Немо,
Капитан Григорьев — совок, стукач и интриган, давно перестал быть для меня примером хорошего человека. Ну и кто же?
Книга Свифта всегда и до сих пор одна из самых любимых моих книг, Гулливер — безусловный и наилучший из героев. Среди капитанов ему просто нет равных.
Светлана любила песенку Пипиты из оперетты «Вольный ветер» Дунаевского:
Чертову дюжину детишек
Растила в доме матушка моя.
Ровно шесть девчонок,
Ровно шесть мальчишек,
И один чертенок — это я.
Слышала я еще с пеленок,
Говорила вся моя родня:
Это не ребенок,
Это дьяволенок,
Про чертенка —
Значит, про меня.
Да я всегда была
Пипита дьявола,
Пипита дьявола,
А дьяволы не любят унывать.
Пипита, ну не спи же,
Стыдно спать!
Да я всегда была
Пипита дьявола,
Пипита дьявола,
Я дьяволом была всегда,
А дьяволам, а дьяволам
На все плевать.
И пела ее как о себе. Как-то я, чтобы поддразнить ее, сказал: «Пи-писька дьявола». Света очень разозлилась.
Внешне Светлана не была красавицей. Не в длине ног дело. В моей молодости ноги у девушек были заметно короче, и никого это не останавливало. Ни парней, ни самих девушек. В одном теоретическом разговоре мой знакомец медик-студент даже высказал формулу:
— Какое вообще дело до того, какие у девушки ноги? Они все равно отбрасываются.
Светловолосая, крепенькая, можно сказать, спортивная, дружить, водиться с ней было почетно. Она была самой умной, начитанной, бойкой и языкастой.
Часто говорят о девушках, что, мол, с острым языком, или язык в колючках, я и сам таких много встречал. Но с моей сестричкой никакого сравнения. Язык острый, определения меткие, запоминающиеся, язвительные. Великолепная память, очень начитанная… и… и… что-то нужно сказать, добавить. Ум. Быстрый, сметливый, но, может быть, по-женски не глубокий, не последовательный ум. Как говорила мартышка из сказок Гриши Остера (кстати, еще одного моего не близкого знакомца, через три поколения выходца из того же крымского лито):