Я тебя заколебаю!
Шрифт:
Вот так мы и замерли секунд на тридцать: Араньев на табуретке, я на Араньеве, вцепившись в застывшего как каменное изваяния парня ногами и руками. И только громкое тиканье настенных часов, да ненавязчиво играющая мелодия из колонок ноутбука нарушали повисшее между нами молчание.
Напряжённое и густое, от которого сердце начинало стучать подозрительно быстро, а мысли сворачивали в совсем уж непотребном направлении. Да так стремительно, что я почувствовала как краснею, невольно сглотнув и глядя прямо в льдисто-серые глаза напротив.
А
– У тебя там колбасы не осталось? Ну, той, сырокопчёной?
Ещё никогда в жизни я так стремительно, а главное - болезненно, не окуналась в реальностью. Даже утро после пьянки по поводу защиты моего диплома меркло по сравнению с этим невинным и совершенно, просто напрочь убивающим романтику вопросом. Тогда я всего лишь узнала, что гордые выпускники филфака способны на всё, в том числе и на призыв демона по всем правилам чёрной магии. И плевать, что наш куратор на демона не тянул от слова совсем до этого судьбоносного момента. А сейчас…
Блин, мне показалось или меня только что отшили? И если да, то почему мне так обидно-то стало?
Воображение же, прокаченное большим количеством прочитанных книг и деформированное работой, тут же выдало картинку. Вечер, спальня, романтический полумрак. Ароматические свечи, кружевной пеньюар. И томный голос с постели:
«- Дорогой… Как насчёт страстной ночи любви?
– Прости, дорогая… Но я только что был на кухне, а этой колбасе было так одиноко в холодильнике и я…»
Я моргнула, пытаясь развидеть это непотребство. И всерьёз задумалась о том, что разбавлять сериалы про маньяков кулинарным шоу с Гордоном Рамзи явно не лучшая из моих идей. И да, что там эта саранча про бытовое насилие заикалась?
Кажется, я готова к этой стадии наших отношений!
Видимо, выражение лица у меня было говорящее. А у соседа, всё-таки, напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения. Потому что это чудовище невинно улыбнулось и притворно печально вздохнуло:
– А то, понимаешь ли, так есть хочется… Что даже переночевать негде! Ай!
Честное педагогическое, оно само! Точнее она, рука.
Сама потянулась к оставленному на кухонном столе замороженному брикету рыбного филе, обёрнутого в полотенце и сама же (какая самостоятельная конечность!) приложила этот ледяной компресс к лицу пострадавшего.
Чудом, не иначе, промахнувшись мимо и так пострадавшего носа.
– Веня, сделай одолжение себе и мне, - задушевно протянула я, оттащив одну его конечность от своей талии и прижав ею же несчастное филе ко лбу этой жертвы собственного идиотизма. – Заткнись и не испытывай на прочность моё далеко не безграничное терпение. Иначе я вспомню, что на кухне есть что-то потяжелее сочинений Пушкина. Усёк?
– Ага.
– Отлично, - я вновь вооружилась перекисью и ватой. И принялась обрабатывать изрядно опухший нос, старательно не обращая
Ту самую, что так ненавязчиво, вроде бы незаметно скользила по моей талии вниз. Ещё ниже. Ещё. Пока не легла на бедро и не сжала его на пробу. Затем прошлась по ткани домашних штанов и…
– Веня, это харассмент, - я обхватила пальцами его подбородок, сильно сжав и заглядывая в эти бесстыжие серо-синие глаза. И ласково напомнила, стирая уже подсыхающие капли крови с его подбородка. – Уголовно-наказуемое преступление, между прочим.
– А у меня это… Состояние аффекта, вот, - невинно улыбнулся Араньев, продолжая поглаживать моё бедро.
– У тебя состояние дефекта. Мозга, - мысленно досчитав до десяти и обратно, я плюнула на этот чёртов аутотренинг. Всё равно он никогда не срабатывал. И ущипнула жертву тяжести русской литературы за плечо. – Сиди смирно. Я уже почти закончила… И раз пять пожалела, что Пушкин ближе моему сердцу, чем сковородка. Кстати, как ты попал в мою квартиру-то? И что вообще здесь забыл, а?
– Ну…
А дальше случилось чудо. За всё время нашего знакомства мне довелось увидеть, как мой непрошибаемый, болтливый, не имеющий ни капли представления о личном пространстве сосед… Смутился.
И протянул, невнятно, опустив голову и пряча взгляд:
– У тебя это… Дверь была неплотно закрыто. Ну, я и решил… Того. Проверить. Ну что ты ржёшь, Шолохова?!
– Араньев, ты ещё скажи, что у тебя хобби такое, девиц незнакомых спасать, попутно проверяя на прочность их нервную систему, - продолжая хихикать, я нанесла ему на нос мазь от ушибов. И от души, с размаху, наклеила на переносицу пластырь с цветастыми машинками.
Пользы от него, конечно, кот наплакал. Но для красоты сойдёт!
– А почему нет? – насупился этот придурок. Ещё и глаза скосил, разглядывая своё новое украшение.
– Тебе весь список твоих недостатков огласить или ограничимся тем, что я не очень-то похожа на нежную фиалку, нуждающуюся в твоей помощи? – я слезла с его колен и убрала медикаменты обратно в аптечку. Отобрав свой несостоявшийся ужин, я проигнорировала обиженное сопение и закинула несчастный брикет обратно в морозилку.
После чего всё-таки поинтересовалась, страдальчески возведя глаза к потолку:
– Ну что?!
Сопение стало красноречивей. А ещё атмосферу моей любимой кухни наполнила невидимая глазу укоризна. Та самая, что подкреплённая душераздирающим вздохом давила на мою совесть и мои же бедные нервы. Да так мастерски, что я невольно устыдилась и своего поведения и своих членовредительских порывов.
Ага, секунд на тридцать. А потом тряхнула головой и подумала, какого чёрта, а?!
– Ладно, рыцарь печального образа, - повернувшись к нему лицом, я скрестила руки на груди и недовольно протянула. – Спасибо тебе за то, что спас меня от возможного вторжения ценной своего породистого носа. Теперь доволен?