Я убиваю
Шрифт:
– Отлично. Вижу, явилось подкрепление, – произнес Вадим, но не столь уверенно, как ему хотелось бы.
Удар кулаком, предназначенный Лорану, он попытался переадресовать незнакомцу. Реакция была мгновенной. Вместо того, чтобы отступить, тот, лишь слегка отклонив голову, шагнул вперед, поддел плечом Вадима под мышкой и, обхватив, надавил всем телом.
Лоран отчетливо услышал, как хрустнула кость – от этого звука волосы встали дыбом. Вадим испустил вопль и сложился пополам, схватившись за сломанную руку. Человек, отступив на шаг, стремительно обернулся вокруг себя, сделал нечто вроде пируэта, как бы разгоняя
Лоран подумал, не умер ли он часом. Нет, неизвестный спаситель, похоже, был слишком ловок, чтобы убить случайно. Это несомненно был тип, который убивал лишь тогда, когда ему хочется это сделать.
Лоран вдруг закашлялся, наклонился, держась за живот, а с губ закапала слюна пополам с желчью.
Человек, пришедший ему на помощь, поддержал его под локоть.
– Похоже, я появился вовремя, не так ли, месье Бедон? – произнес он на очень плохом французском, с сильным иностранным акцентом.
Лоран ошеломленно уставился на него, ничего не понимая. Он был уверен, что никогда в жизни не видел этого человека. А между тем этот тип, который только что спас его от избиений Вадима, знал его имя. Что за дьявольщина?
– Говорите по-английски?
Лоран кивнул. Человек выразил некоторое облегчение и продолжал по-английски с акцентом, больше напоминавшим американский, нежели британский.
– Ну, ладно. Как вы уже поняли, я неважно владею вашим языком. Вы, конечно, спрашиваете себя, кто я такой и почему помог вам в этой… – Он указал на Вадима, лежащего на земле. – В этой… я бы сказал, щекотливой ситуации, если вас так устраивает.
Лоран молча кивнул.
– Месье Бедон, вы не читаете свои мейлы или не доверяете американскому дядюшке…
На лице Лорана читалось неподдельное изумление – столь же явное, как цвет кожи на физиономии африканца. Теперь он получил хоть какое-то объяснение загадочному электронному письму, пришедшему в его компьютер. И объяснение явно не последнее. Вряд ли этот человек уложил Вадима и спас Лоранову задницу только для того, чтобы потом спокойно отправиться прочь, оставив на стене знак Зорро.
– Меня зовут Райан Мосс, я американец. У меня есть для вас предложение. Очень, очень выгодное с финансовой точки зрения.
Лоран молча смотрел на него некоторое время и лихорадочно соображал. Ему понравилось, как была выделена голосом последняя фраза. Боль в животе утихла. Он выпрямился и сделал глубокий вздох.
Незнакомец тем временем огляделся. Если ему и не понравился грязный квартал, где жил Лоран, то он не показал этого, а лишь внимательно осмотрел здание, возле которого они стояли.
– Дом как дом. Но не думаю, чтобы вы пришли его покупать, – промямлил Лоран.
– Нет, но если договоримся, не исключено, что вы сможете купить его сами. Если, конечно, пожелаете.
Пока Лоран отряхивал свою одежду, его мысли неслись со скоростью триста километров в час.
Итак, если подвести итог: он не имеет ни малейшего представления, кто этот тип и чего хочет этот… Как там его? Ах да, Райан Мосс. Очевидно, теперь он скажет, что ему надо. И назовет сумму.
Весьма круглую, похоже.
Лоран снова взглянул на Вадима, недвижно лежащего на земле. У этого подонка был разбит нос и
Шестой карнавал
У себя, вдали от мира, он слушает музыку.
Звучит Менуэт из Пятой симфонии Шуберта. Замкнутый в металлической коробке, он с волнением следит за мелодией скрипок и представляет, как движутся руки музыкантов, как сосредоточенны все оркестранты. Но тут его воображение вытесняет их, словно в кино, мгновенно перемещая во времени и пространстве, – и вот он уже не в своем тайном убежище, а в прекрасном зале: по стенам и потолку – фрески, в огромных люстрах сотни свечей. Он сжимает руку женщины, которая движется вместе с ним в размеренном ритме танца, с плавными паузами и поклонами, настолько хорошо отрепетированными, что они переливаются и колышутся, подобно вину в бокале. Она не в силах устоять перед его пристальным взглядом, обещающим и сотворение мира, и его гибель. Время от времени она переводит свои глаза с поволокой и длинными ресницами на зрителей, словно ища подтверждения невероятному: она – его избранница. В глазах всех, кто стоит по сторонам зала и смотрит, как они танцуют, она видит восхищение и зависть.
Он знает, что этой ночью она будет принадлежать ему.
Он найдет ее в слабо освещенной комнате – лишь трепетное пламя свечи – в кружевных тенетах огромной кровати с балдахином и увидит, как она явится, подобно распускающемуся бутону розы, из окутывающих ее шелков.
Королевское право первой ночи.
Но сейчас ничто не имеет значения. Сейчас они танцуют и необыкновенно прекрасны. И будут еще прекраснее, когда…
Ты здесь, Вибо?
Голос звучит мягко и, как всегда, озабоченно – так может звучать только этот голос. Его мечта, образ, который он создал в своем воображении, исчезает, расслаивается, как на киноэкране, когда загорается пленка.
Он возвращается из грезы. Рядом с ним – другой: его долг, его ответственность. То было лишь мимолетное интермеццо, растаявшее, словно легкий весенний снег. Нет места для мечтаний, никогда не было и никогда не будет. Прежде они могли мечтать, когда жили в большом доме в горах, когда умели укрываться подальше от докучливой заботы этого человека, желавшего поскорее видеть их мужчинами, а им хотелось оставаться мальчишками и просто бегать, а не маршировать. Но и тогда звучал голос, который мог разрушить любое волшебство, созданное их воображением.
– Да, я здесь, Пасо.
Что делаешь? Не слышу тебя.
– Я просто размышлял…
Он не выключает музыку. Пусть она станет последним из его гибельных миражей. Не будет никогда этого танца с прекраснейшей женщиной – ни для него, ни для них. Он поднимается и идет в соседнюю комнату, где в своем стеклянном гробу покоится безжизненное тело.
Включает свет. На краю прозрачного футляра вспыхивает отблеск. И гаснет, когда он подходит ближе и угол зрения меняется. Вспыхивает новый отблеск… Жалкие, жалкие видения. Он уже знает, что его ждет. Еще одна погибшая иллюзия, осколки еще одного вдребезги разбитого зеркала у своих ног.