Я умею прыгать через лужи
Шрифт:
Я оказал, что можно переночевать у нас в сарае.
– А как твой старик?
– спросил он.
– В порядке, - заверил я его.
– Оп даст вам соломы на постель.
– Это с ним я говорил перед вечером?
– Да.
– Он показался мне хорошим парнем. Правда, разодет франтом, но разговаривал со мной, как вот я сейчас с тобой.
– Ведь так и надо, правда?
– Ну конечно! Пожалуй, улягусь я в вашем сарае, - добавил он.
– А то я кутнул малость, и меня всего скрутило.
– Насупившись,
– Прошлую ночь меня мучили страшные кошмары: снилось, будто я под открытым небом, дождь хлещет как из ведра, чайник продырявился, и я не могу чаю вскипятить. Черт, я проснулся весь в поту.
Во время нашего разговора на дороге показался еще один бродяга. Это был невысокий, коренастый мужчина с бородой и длинным узким мешком за плечами. Сумка для провизии, перекинутая вперед, свободно болталась на животе; он шел тяжелой, неторопливой походкой.
Скрипач, подняв голову, наблюдал за приближающейся фигурой. По выражению его лица я понял, что ему не хочется, чтобы этот человек остановился здесь, и недоумевал - почему.
Пришелец подошел к костру и сбросил мешок на землю у своих ног.
– Добрый день, - сказал он.
– Здравствуй, - сказал Скрипач.
– Куда направляешься?
– В Аделаиду.
– Не близкий путь.
– Да. Покурить есть?
– Я на окурках. Если хочешь - бери.
– Ладно, давай.
– Он взял протянутый ему Скрипачом окурок, осторожно всунул между сжатыми губами и прикурил от палки из костра.
– Проходил через Тураллу?
– спросил он Скрипача.
– Да. Я сюда добрался сегодня днем.
– А каковы там мясник и пекарь?
– Пекарь - подходящий, черствого хлеба - сколько хочешь, но мясник - ни к черту. Он и обгоревшей спички тебе не даст. Готов человека убить за кусок баранины.
– Ты в пивную с черного хода заглядывал?
– Да. Разжился там остатками жаркого. Повариха - добрая и здоровенная баба. Нос как лопата. У нее попроси. Но не связывайся с ее дружком. Такой невысокий парень; за все угощай его выпивкой.
– А "джоны" {"Джонами" в Австралии называют полицейских. (Прим. перев.)} есть?
– Нет, но зато не попадайся "джону" в Балунге - это подальше, паршивый "джон". Он непременно задержит тебя, если напьешься.
– У меня всего один шиллинг, так что черт с ним!
– Там дальше, на севере, будет получше, - сказал Скрипач.
– У них прошли дожди, и теперь все фермер; сидят в пивных. Там утробу набьешь доверху,
Он взял каравай хлеба, который дала ему моя мать, отрезал толстый ломоть, разделил пополам печенку, ноли-жил один кусок на хлеб и протянул его собеседнику.
– Возьми, подзаправься.
– Спасибо, - сказал пришелец и стал молча жевать хлеб. Потом спросил: У тебя случайно не найдется иголки с ниткой?
– Нет, - ответил Скрипач.
Бродяга
– А булавки?
– Нет.
– Мои башмаки тоже никуда не годятся. Сколько здесь платят жнецу?
– Семь шиллингов в день.
– Ну конечно, - раздраженно заметил пришелец.
– Семь монет в день, и расплачиваются в субботу, чтобы не кормить тебя в воскресенье. Еще окурок есть?
– добавил он.
– Нет, хватит, самому нужны, - сказал Скрипач.
– Сегодня вечером в Туралле танцулька. Завтра утром наберешь сколько хочешь окурков у дверей. Тебе, пожалуй, лучше двинуть, а то не доберешься до Тураллы засветло.
– Да, - произнес медленно бродяга.
– Верно, пора трогать.
– Он встал. Прямо?
– спросил он, одним движением вскинув на плечи свой мешок.
– Сворачивай не на первом повороте, а на втором, туда около двух миль.
Когда он ушел, я спросил Скрипача:
– Это что - нестоящий человек?
– У него мешок, как сигарета, - объяснил Скрипач.
– Мы все стараемся держаться подальше от парней с такими мешками. У них никогда ничего нет, они все из тебя готовы высосать. Если такой парень попадется в попутчики, его хоть на себе тащи. А теперь покажи мне, где этот ваш сарай.
Я отвел его в сарай; там отец, видевший, как мы разговаривали, уже набросал несколько охапок чистой соломы.
Скрипач несколько секунд молча глядел на нее, потом сказал:
– Ты даже не знаешь, какой ты счастливый.
– Хорошо быть счастливым, правда?
– спросил я. Он мне очень правился.
– Да, - ответил Скрипач.
Я стоял и смотрел, как он развязывал свой мешок.
– Господи!
– воскликнул он, оглянувшись и заметив, что я не ушел.
– Ты прямо как хорошая овчарка! Не пора ли тебе пойти домой и напиться чаю?
– Да, - ответил я.
– Пора. Спокойной ночи, мистер Скрипач.
– Спокойной ночи, - сказал он ворчливо.
Через две педели он сгорел у костра, который разложил, устроившись на ночевку в восьми милях от нашего дома. Человек, сообщивший об этом отцу, рассказывал:
– Говорят, он перед этим два дня подряд пил древесный спирт. А ночью сонный скатился в костер - знаете, как это бывает... Я когда ехал сюда, говорил Алеку Симпсону, я сказал ему: "Это его дыхание загорелось - вот что случилось". Он, верно, здорово накачался. И как только его дыхание загорелось, огонь пошел по внутренностям, как по запальному шнуру; он, верно, горел, как спичка, ей-богу! Так я сказал Алеку Спмпсону - знаете, который у меня купил гнедую кобылу. Я ему сейчас сказал, перед тем как приехать сюда, что так все и произошло. И Алек сказал: "Черт! Ты, наверно, прав". Отец помолчал немного, потом произнес: - Что ж, пришел конец бедняге Скрипачу: умер, значит.