Я в любовь нашу верю...
Шрифт:
— Угощайтесь, — произнес лорд, разливая вино по кубкам.
Принцесса, кивнув, аккуратно взяла двумя пальчиками засахаренную сливу и положила ее себе в рот.
— Вкусно, — произнесла она, чуть зажмурившись от удовольствия. Кунсайт пристально наблюдал за ней, едва ли не заглядывая Минории в рот. Он невольно отмечал, с каким изяществом она двигается, как говорит, как смотрит на него — чуть лукаво, с особой искоркой, как пьет вино, касаясь губами края кубка…
«Сейчас или никогда» — подумал генерал и, сделав большой глоток игристого напитка, заговорил:
— Я хочу поговорить с вами, принцесса, и разговор этот будет весьма серьезным.
Дочь Астарты
— Вся внимание, хотя, признаться, серьезные разговоры — не мой конек, — издала смешок Минория и положила в рот восточную сладость. При этом крохотная белая крошка осталась в уголке ее губ, и мужчина едва удержался, чтобы не смахнуть его одним прикосновением.
— Вся его серьезность состоит в том, что речь будет идти о любви. О любви к вам, моя жемчужина.
Рука принцессы замерла, не дотянувшись до блюда с засахаренными орехами, и дочь Астарты вздрогнула. Подсознательно она знала, что когда-нибудь момент признания наступит и ожидала его с неким напряжением. Но все равно, когда слова лорда сорвались с его губ, Минория была застигнута врасплох.
— Любовь? — дрожащим голосом переспросила девушка, и лорд, принял ее реакцию за неверие.
— Да, любовь, — усмехнулся Кунсайт. — Вы думали, что никогда не услышите, как мои губы произносят это слово? Я тоже никогда не подумал бы. И откровенно говоря, я никогда не хотел, чтобы какая-нибудь женщина находилась подле меня, — до недавнего времени. Вы, моя милая Минория, единственная, кто виноват в том, что я так резко переменил свое мнение на сей счет. Никогда не существовало женщины, способной надолго удержать меня при себе. Но пришло время покончить с играми. Я хочу, чтобы не возникало сомнений в том, кому принадлежит мое сердце…
— Лорд Кунсайт, я… — Минория почувствовала, как он взял ее за руку и легко притянул к себе. Что-то холодное металлическое коснулось кончика ее пальца и скользнуло вверх до самого упора. Когда генерал убрал руку, она с изумлением увидела, что он надел ей на палец кольцо. Громадный кунцит сиял в окружении бриллиантов, каждый из которых ловил свет догорающей свечи и превращал его в миллион новых крошечных источников света.
Это было кольцо, от которого наверняка растаяло бы сердце любой женщины или девушки — даже сделанной изо льда. Мужчина рассчитывал на него, чтобы окончательно сломить сопротивление неуловимой принцессы, и оно, кажется, выполнило свою задачу. Лорд, не спускавший с нее глаз, видел, как краска отхлынула от щек дочери Астарты, а глаза ее стали огромными и блестящими, словно в них сияло по бриллианту.
— Этот камень — мой талисман, — мягко напомнил Кунсайт, нежно сжимая руку готовой вот-вот расплакаться Минории. — Вместе с ним я вручаю вам свое сердце и все, что только у меня есть. Будьте моей навеки!..
— Нет. Я не могу принять ваше предложение, — прикусив до крови губу, ответила принцесса и сняла кольцо.
Ответ этот показался лорду громом среди ясного неба, а когда дочь Астарты аккуратно положила его подарок на столик и поднялась с места, почувствовал, что его вот-вот хватит удар. Нет, не такого он ожидал. Совсем не такого!
— Но… Почему? Почему?! — обычно сдержанный лорд не мог сдержать рвущийся наружу крик — так больно ему было. Его сердце словно раздирали на части раскаленными добела щипцами.
— Я люблю другого, — скрепя сердце и разрываясь от мук совести и жалости к Кунсайту, ответила принцесса. — Оттого я не могу быть рядом и обманывать вас. Раньше я тешила себя бесплотными иллюзиями, что смогу стать вам верной женой и забыть навсегда
Минория развернулась было, чтобы уйти, но генерал подскочил к ней со скоростью снежного барса и схватил ее за руку:
— Постой! Не уходи, прошу! Мина, Мина… Любовь моя, неужели ты не видишь, что делаешь со мной? — взмолился лорд. Богатейший человек Терры, герой войны, прозванный врагами бессердечным, теперь был готов упасть на колени перед дочерью богини любви. В волнении мужчина даже забыл о вежливости и почтительном обращении. Он взял ее ладонь и приложил к своей груди. — Неужели не чувствуешь, как бьется мое сердце? Я ведь умру… Скажи, скажи, что все это шутка, и ты дразнишь меня в своей привычной манере! Дай мне надежду!..
— Нет.
И снова удар в самое сердце. Минория отняла руку от груди Кунсайта и опрометью бросилась прочь из его покоев, прикусив костяшки пальцев. Волосы ее, взметнувшись, хлестнули окаменевшего лорда по лицу, и это немного отрезвило его.
— Стой! Не уходи! Не уходи, Мина! — дернулся мужчина следом, выбегая за дверь. Но лишь золотистое сияние, осветившее на мгновение дальний конец коридора, дало ему знать, что принцесса использовала топазовый медальон Венеры, чтобы вернуться обратно в Серебряное Тысячелетие. — Мина… — Кунсайт упал на колени, повесив голову и молотя в бессильной ярости кулаками по мощеному малахитом полу. — Я убью его! — взревел он, вскинув голову. — Найду и убью, не оставлю ни лоскутка кожи от этого ничтожества, которого ты полюбила! Слышишь, Минория?! Я убью его!!!
Но она не слышала. Пока генерал в исступлении метался по комнате, круша дорогую мебель и выкрикивая проклятия в адрес неизвестного мужчины, лишившего его той, которую он любил больше жизни, она стрелой летела по колоннаде лунного дворца, всей душой желая оказаться в своих покоях.
С того самого момента боль и одиночество стали извечными спутниками лорда, и он пытался всеми силами заглушить их ласками покорных и страстных одалисок, заливая свое отчаяние вином. Однако разврат, в котором он увяз, не мог утолить голод его сердца, залечить израненную душу. Даже самая искусная и умелая одалиска не могла насытить его тело. Кунсайт ласкал других женщин, порой причиняя им своими действиями боль, но перед мысленным взором стояла одна лишь Минория в одеянии для восточного танца. Ее плавные движения, игра света на обнаженной коже и волосах… Богиня. Жемчужина. Голубка. Жестокая предательница.
Итак, плод созрел, и однажды вечером Джедайт и Берилл явились прямо в покои генерала. Там стояла невыносимая духота, наполненная запахом разгоряченных тел и разврата, а в полумраке комнаты, развалившись на сотнях подушек, в окружении пяти полуобнаженных одалисок лежал Кунсайт, потягивая вино. Так он проводил все дни напролет, не занимаясь ничем, кроме утоления душевной боли.
Темная королева и ее слуга некоторое время смотрели на лорда и его окружение, после чего с самым невозмутимым видом взяли по паре подушек и уселись напротив — точно пришли на прием, а не в чужие покои. Впрочем, одалисок это не смутило — они продолжали ублажать повелителя Арабии словно ни в чем ни бывало, а вот Кунсайт проявил справедливое негодование: