Я в любовь нашу верю...
Шрифт:
Цукино поделилась с подругой и самым болезненным — расставанием с Мамору. Несмотря на то, что Усаги отпустила его, воспоминания всколыхнулись, подобно осадку на дне бокала, и девушка немного всплакнула, получив от Нару ту поддержку, которую ей не могли дать ни Ами, ни Мако, и уж тем более Рей. Усаги невольно поставила себя на ее место и ужаснулась, представив, что было бы с ней, будь на месте Нефрита Мамору. Это было ужасно. Он жив, и это главное.
Наконец, пришло время ужина, о чем Икуко известила дочь и ее подругу стуком в дверь, и девушки поспешно сползли с кровати, дабы привести себя в порядок. Усаги кинулась к зеркалу
— На самом деле, я приехала не просто так, — произнесла она, пристально глядя на Усаги через зеркало. Рука с пуховкой замерла на полпути к лицу, однако девушка, приказав себе успокоиться, продолжила начатое, словно слова Осака нисколько не насторожили ее. — Я чувствую неладное, и это каким-то образом связано с тобой.
— С чего это ты взяла? — беспечно поинтересовалась Цукино, но ее состояние выдала нервная дрожь рук, из-за которой девушка едва не просыпала пудру.
Нару мягко отобрала у подруги коробочку и, повернув Усаги к себе лицом, пристально вгляделась в ее глаза:
— Ты что-то скрываешь?
Цукино опустила голову:
— Да нет, ничего такого, — глухо проговорила она. — Пошли за стол, все стынет…
— Меня не обманешь, — Осака пропустила слова Усаги мимо ушей и лишь крепче сжала пальцы на плечах подруги. — Вы все задумали что-то опасное, я чувствую это. Если не хочешь говорить — дело твое, но… Будьте осторожны! Берегите себя!
Шмыгнув носом, Усаги кивнула и улыбнулась Нару. И откуда только в ней взялась эта проницательность?
В дверь снова постучали, но на этот раз громко и бесцеремонно.
— Где вы ходите? — раздался недовольный голос Шинго. — Мама позвала вас к столу целую вечность назад. Что вы там копошитесь?
— Ты как разговариваешь с теми, кто старше тебя? — возмутилась Цукино, распахнув дверь, на что ее брат лишь показал язык и быстро, чтобы не получить пинка, понесся вниз по лестнице. Девушки, заливисто смеясь и перепрыгивая через две ступеньки, помчались за ним.
Неприятный разговор был исчерпан.
Каждое утро Рей навещала отца, не пропуская ни одного дня с момента его поступления в больницу, и Рождество не стало исключением. Около девяти часов утра, как и обычно, девушка вошла в основной больничный корпус, поприветствовала медсестру у регистрационной стойки, накинула на плечи пропахший медикаментами халат, сменила обувь и двинулась подавно заученному пути сквозь лабиринт коридоров и лестниц к палате интенсивной терапии, где лежал Такаси Хино.
Перебросившись парой слов с дежурной медсестрой, что как раз выходила из палаты, и выяснив, что в состоянии больного нет никаких изменений, Рей вошла в помещение и тихо прикрыла за собой дверь, словно опасаясь разбудить отца. Некоторое время она стояла у порога, глядя на тело, от которого тянулись сотни проводков и катетеров, что поддерживали жизнь в этом некогда властном человеке. Да и жизнь ли? Просто существование за счет приборов и лекарств; только провода да трубки капельниц привязывали дух Такаси Хино к этой грешной земле.
«В последний раз. Я прихожу сюда в последний раз…»
От этой мысли Рей стало не по себе, и она, сжимая и разжимая внезапно вспотевшие ладони, на негнущихся ногах
Странное чувство охватило Рей, когда она смотрела на отца. Уже завтра он станет никому ненужным, потому что она, его дочь, изменит своей привычке и не придет в больницу с кратким визитом. Завтра она будет далеко от всего привычного ее сердцу и уже вряд ли вернется обратно…
Сделав глубокий вдох, Хино решительно поднялась с места и, глядя на лицо под кислородной маской, произнесла, с трудом выговаривая каждое слово:
— Прощай, папа…
Резко отвернувшись, чтобы не поддаться эмоциям, разрывающим грудь, Рей сделала было шаг к двери, но звук, раздавшийся было за ее спиной, пригвоздил девушку к месту. Едва слышный хрип донесся до слуха Хино, и в тот же миг среагировали многочисленные приборы вокруг, оглушая пораженную девушку своим тревожным сигналом.
Перепугавшись не на шутку, Рей непроизвольно сделала шаг назад и уперлась спиной в закрытую дверь палаты. Прижав ладонь к бешено бьющемуся сердцу, она как зачарованная смотрела на множество мигающих лампочек и слушала какофонию звуков, словно не веря самой себе. Ноги Хино словно приросли к полу. Казалось, это был первый раз, когда девушка спасовала. Она бесстрашно смотрела в лицо смерти, сталкиваясь с ужасными демонами, но когда что-то неладное стало твориться с отцом, ее как будто подменили.
Наконец, рассудок взял верх над чувствами, и Рей, нащупав за спиной дверную ручку, повернула ее и рванула на себя дверь.
— На помощь! — крикнула она, задыхаясь так, точно только что пробежала марафон. — Там что-то с моим отцом!
Доктора и медсестры тут же бросили свои дела и бросились в палату мистера Хино, оттеснив девушку в сторону. Они столпились вокруг постели больного; то и дело слышались четкие приказы подать тот или иной предмет, вколоть лекарство или сменить капельницу.
Для Рей все их действия были тайной, покрытой мраком. Она стояла в коридоре, нервно почесывая влажные ладони, и, вытянув шею, пыталась заглянуть в палату. Неизвестность сводила Хино с ума. Что там происходит? Отец умер? Или, наоборот, идет на поправку? Боги, когда же хоть что-нибудь прояснится?!
Рей ходила из стороны в сторону, заломив руки и прикусив губу. Она не знала, куда себя деть от волнения, как успокоить нервную дрожь в руках и коленях и, главное, как привести в порядок мысли. Хино рухнула на мягкий диванчик в коридоре, чтобы хоть немного перевести дух, но тут же подпрыгнула вновь, так как из палаты вышел лечащий врач Такаси Хино.
Рей тут же метнулась к нему и крепко вцепилась в руку:
— Что там, доктор? — спросила она, вперив горящий взор в добродушное лицо врача.
— Скажите-ка, мисс Хино, вы верите в чудеса? — поинтересовался вдруг мужчина, и Хино невольно отпрянула, непонимающе воззрившись на собеседника.
— Простите, что?
— Ваш отец пришел в себя после полтора месяца пребывания в коматозном состоянии. Сам! Иначе, чем чудом, это назвать нельзя. Неудивительно — сегодня ведь Рождество!
— О-о-о! — выдохнула Рей, почувствовав несказанное облегчение. Она словно превратилась в невесомое облачко и воспарила над полом. — Можно мне к нему?