Я в любовь нашу верю...
Шрифт:
— Привет, дочь! С Рождеством! — голос отца звучал бодро и весело, и для Ами это было лучшее, что она услышала за сегодняшний день.
— Папа! Проходи же скорее! — девушка отступила в сторону, приглашая Тоширо войти, и он не замедлил воспользоваться приглашением. Мицуно быстро обняла отца, на пару секунд прижавшись щекой к холодной и влажной ткани пальто, и смущенно отошла в сторону, словно стыдясь проявления своей радости.
В прихожую, отреагировав на шум, вышла Мичико и замерла у порога комнаты, приложив ладонь к груди. По ее лицу было тяжело понять, что она думает или чувствует, и Ами почувствовала себя немного неловко. Тоширо, увидев бывшую супругу, немного стушевался, и радостная улыбка сползла с его лица.
Некоторое
— Мама… Это я его пригласила. Извини, что не предупредила, просто не была уверена, что папа приедет… Не сердись, пожалуйста, я просто хотела провести этот вечер с вами двумя, — Ами потупила взгляд, чувствуя себя виноватой, и невольно добавила про себя: «Возможно, даже в последний раз».
Однако ответ матери, несмотря на все опасения, приободрил девушку:
— Что ты! Я нисколько не сержусь. Просто это так неожиданно. Я удивлена… — Мичико сглотнула и быстро улыбнулась, пытаясь сгладить сложившуюся неловкость.
— Прекрасно выглядишь, — произнес мистер Мицуно, окинув бывшую жену взглядом с ног до головы.
Женщина невольно пригладила палевое платье с воланами и, смущаясь, точно юная девушка, ответила:
— Благодарю…
— Ну, раз ты не против, — нарочито-бодро произнесла Ами, — значит, у нас найдется еще один прибор, правда?
Мичико кивнула и сделала Тоширо знак войти. Мужчина снял пальто, шапку и, пригладив волосы, вошел в гостиную, где был накрыт стол. Ами деловито суетилась вокруг, доставая для отца чистую тарелку, палочки, бокал для вина и салфетку. Мужчина наполнил бокалы сладким вином и произнес короткий тост в честь праздника, после чего все Мицуно с аппетитом принялись за еду.
Обстановка за столом была веселой и непринужденной. Отец рассказывал веселые истории, от которых Ами и ее мать то и дело покатывались со смеху. Тоширо и Мичико делились хорошими новостями, обсуждали общих знакомых и успехи дочери — словно и не было той пропасти, из-за которой распалась их семья.
Ами была счастлива. В этот день она окончательно уверовала в то, что Рождество — время чудес…
Всю ночь перед Рождеством Усаги мучали кошмары. Девушка беспокойно ворочалась в постели, голова ее металась по подушке, с губ то и дело срывались мученические стоны и всхлипы. Затем тело Цукино содрогалось, словно его сводила судорога, и Усаги с криком просыпалась, рвано и часто дыша, глядя перед собой невидящим взглядом. Утирая дрожащей рукой холодный пот, она вновь устало откидывалась на подушки и закрывала глаза, чтобы уснуть. Во сне, раз за разом, Цукино переживала свою смерть, гибель подруг и Эндимиона. И снова пробуждение от собственного крика, гулко бьющееся сердце и страх, застрявший в горле.
Неудивительно, что поутру Усаги поднялась с постели совершенно измученная, с гудящей головой и мешками под глазами. Наскоро одевшись, девушка спустилась в гостиную, где в нарядно украшенной гостиной ее уже ждали родители и нетерпеливо постукивающий ногой Шинго.
— С Рождеством! — произнесла мать, открыто улыбаясь, и Усаги не могла не улыбнуться в ответ.
В честь праздника Икуко сняла свой неизменный фартук, надела нарядное зеленое платье, в котором она выглядела моложе своих лет, и зачесала волосы в высокую прическу. Скромно, но в то же время достаточно торжественно. Этого было вполне достаточно, чтобы Усаги фоне матери почувствовала себя сущей неряхой и растрепой.
— Иди скорей сюда, будем обмениваться подарками! — добавила Икуко, и от этих слов настроение Цукино значительно улучшилось.
Что может быть лучше, чем дарить подарки? Только получать их. О, это чувство, когда презент оказывается у тебя в руках, и ты, сгорая от нетерпения, разрываешь оберточную бумагу и вытаскиваешь на свет сам подарок. Какое это счастливое блаженство, особенно, когда тебе вручили то, чего ты так
Усаги тотчас же забыла о ночных кошмарах и недосыпе и, широко улыбнувшись, прошла в гостиную. Там, под рождественским деревом, украшенном мигающими огоньками, лежала груда подарков, заботливо упакованных в блестящие цветные обертки. Они так и притягивали взгляд Цукино, и девушка словно перенеслась в детство — в те времена, когда все происходящее казалось настоящим чудом, а родители — волшебниками, предугадывающими любые ее желания. Интересно, а папа с мамой все так же читают ее мысли, когда дело касается выбора подарков?
Следующий час прошел для Усаги незаметно, словно в мире снов и грез. Восторгам ее не было предела, когда она, разбирая подарки от родных, обнаружила новые туфли-лодочки, увиденные некогда в витрине магазина — подарок от мамы, золотые сережки в форме полумесяца — от отца, и флакончик духов от Шинго. Цукино подозревала, что спонсорами подарка брата выступили, опять-таки, родители, но это не помешало Усаги расцеловать брата в обе щеки и подарить ему теплый свитер крупной вязки.
— Я хотела связать его сама, но что-то напутала, поэтому решила, что этому подарку ты обрадуешься больше, чем моему, — пояснила девушка, протягивая Шинго блестящий серебряный пакет, туго перевязанный лентой.
Тут в двери позвонили, и все переглянулись.
— Мы кого-то ждем? — спросил Кенджи, и Икуко развела руками:
— Нет…
Звонок повторился, и Усаги, поднявшись на ноги и оправив юбку, сама вызвалась открыть.
По сравнению с сюрпризом, что ожидавшим девушку за дверью, прочие подарки просто меркли и теряли свою значимость.
— Привет!
— Нару! — возопила Цукино, не веря своим глазам, и тут же сгребла смеющуюся подругу в объятия. — Как ты здесь оказалась? — спросила она несколько минут спустя, выпуская изрядно примятую Осака и отступая на шаг, чтобы получше рассмотреть Нару. — Да ты стала настоящей американкой, как я посмотрю. Выглядишь просто здорово!..
— Спасибо! — Осака выглядела весьма польщенной. — Я здесь ненадолго, пока праздники не пройдут. После Нового года вернусь в Штаты.
Усаги, вне себя от счастья, захлопала в ладоши и, тут же спохватившись, предложила гостье войти в дом. Там, после недолгой церемонии обмена приветствиями и последними новостями, Нару выпила с семьей Цукино чашечку ароматного чая с корицей. Усаги так и приплясывала на месте — ей не терпелось подняться с подругой наверх и вволю поболтать.
Она не могла не отметить перемены, произошедшие в облике Осака. Каштановые с рыжеватым отливом волосы подруги легкими волнами спадали чуть ниже плеч. По старой привычке две пряди от лица были перехвачены на затылке; правда, на смену тонкой ленте пришла изящная заколка с мерцающими темно-зелеными камнями. В уши вдеты серьги с нефритом, и от этой малозначительной детали сердце Усаги невольно сжалось. Лицо Нару было по-прежнему бледным, но не осунувшимся, как в день их последней встречи перед поездкой в Штаты. На облике Осака, казалось, лежала печать таинственности. Легкий флёр грусти, что затаился в ее темно-серых глазах, придавал Нару особую загадочность. Не всякий мог бы признать в этой миловидной девушке молодую вдову, чей смысл жизни заключался в безвременно почившем супруге. Да и сама Цукино с трудом узнавала в этой молодой женщине подругу детства.
Наконец, чай был допит, и девушки поднялись в комнату, чьи стены еще со школьной скамьи хранили секреты девочки с двумя смешными хвостиками и ее неунывающей подруги. Усаги наскоро накинула покрывало на незастеленную постель и сделала Нару знак присаживаться.
И тут подруг словно прорвало. Девушкам было о чем поговорить, ведь далеко не все можно было рассказать в присутствии родителей Цукино. Разговор их длился довольно долго. Тени в комнате стали длиннее и гуще, стемнело, но Нару и Усаги продолжали болтать обо всем на свете, словно они старались наверстать все упущенные моменты.