Я вам любви не обещаю
Шрифт:
Залесский недовольно нахмурился. Турмалинов славился своей дотошностью и въедливостью при ведении расследования.
— Я вас внимательно слушаю, Аркадий Петрович, — постарался скрыть своё недовольство Сергей Андреевич.
— Из показаний врача князя следует, что Иван Павлович был отравлен вином из графина, в котором содержалась изрядная доза настойки белладонны, — принялся излагать следователь.
— Совершенно верно, — подтвердил его слова Залесский.
— Так же с его слов записано, что княгиня была обнаружена им в спальне супруга и находилась в глубоком обмороке.
— Отчего же это должно быть странным? — медленно, взвешивая каждое слово, ответил Залесский. — Видимо, как натура весьма чувствительная, она могла испугаться содеянного.
— Возможно, вы правы, — вздохнул Турмалинов. — Завтра я намереваюсь допросить её ещё раз.
— Считаете, в этом есть необходимость? — выгнул бровь Залесский.
— Сергей Андреевич, я не в коем случаю не желал задеть честь вашего мундира. Уверен, вы всё сделали, как положено, но, несмотря на имеющееся чистосердечное признание madame Одинцовой у меня по-прежнему есть вопросы к ней.
— Что ж, вам виднее. Могу я ещё быть вам чем-то полезен? — поинтересовался Залесский, намекая на то, что визит окончен.
— Надеюсь, вы понимаете, Сергей Андреевич, что признание, полученное под давлением обстоятельств, не имеет никакой ценности в суде.
— Не надобно мне напоминать прописные истины, — раздражённо отозвался Залесский. — Моё дело было собрать доказательства, ваше — рассмотреть их, а невиновность княгини пусть доказывает её адвокат, — поднялся со стула жандарм и одёрнул мундир.
— Благодарю, что уделили мне время, — откланялся Турмалинов и с достоинством удалился.
Залесский просто кипел от бешенства. Если бы его коллеги в Пятигорске потрудились собрать доказательства, вместо того, чтобы как можно скорее отправить подозреваемую в Петербург, подальше от места преступления, у него не было бы необходимости прибегать к крайним мерам. К тому же столь явный мотив имелся только у молодой супруги, но без признания княгини в убийстве обвинение рассыпалось бы как карточный домик. Нынче же можно только гадать, что на самом деле произошло в ту октябрьскую ночь в усадьбе Одинцовых. Неоспоримыми фактами являлись только насильственная смерть князя и яд в графине с вином. Как для него, так вина княгини была очевидной, и то, что она оказалась очаровательной женщиной, совершенно не изменило его первоначального взгляда на то, что именно она является убийцей своего супруга.
Катерина проснулась поздно, когда яркий солнечный свет вовсю заливал роскошную спальню гостиничных апартаментов. Каждая частичка тела ныла, после ночи, проведённой в объятьях молодого черкеса. Почти до рассвета он не давал ей спать, осыпая неистовыми ласками. То, что он оказался её первым мужчиной, казалось, его нисколько не тронуло. Катя, замирая, ждала, что он хоть что-нибудь скажет о своих чувствах к ней, но не дождалась.
Морщась, она сползла с кровати и покраснела, разглядев на простыне следы утраченной невинности. Закутавшись в одеяло, девушка всхлипнула и, присев на край
— Я разыскал Бахметьева. Собирайся, — коротко бросил он, и закрыл двери, предоставив ей возможность одеться.
Адземиров остановился у окна, заложив руки за спину: «Чёрт! Чёрт! Не надобно было! Не надобно! — корил он себя. — Но ведь сама напросилась, — пытался он найти себе оправдание. — И как теперь ей в глаза смотреть?» — вздыхал Амин.
Дверь за его спиной тихо скрипнула, поручик обернулся. Катерина, теребя кончик туго заплетённой косы, подняла на него заплаканные глаза.
— Я готова, ваше благородие, — вздохнула девушка.
Подхватив саквояж, она прошла за ним к дверям и молча спустилась по лестнице в просторный вестибюль гостиницы. Щеки полыхали стыдливым румянцем, Кате казалось, что каждый, кто глядит на неё, знает о том, чем она занималась ночью с красавцем офицером в широкой постели. Амин молча подал ей руку, как настоящей барышне, и помог забраться в экипаж. Отвернувшись к окну, Адземиров хранил молчание.
— Ваше благородие, — решилась она, — стало быть, я вас больше не увижу.
— Всему когда-нибудь приходит конец, — равнодушно отозвался Амин, избегая её пытливого взгляда.
Судорожный вздох сорвался с зацелованных губ девушки. Не осмелившись более докучать ему расспросами, она, как могла, сдерживала горячие слёзы, что так и щипали глаза. Карета остановилась у большого дома. Амин вышел, подал ей руку и повёл к парадному, где швейцар торопливо распахнул перед ними двери. Поручик уверенно постучал в дверь, украшенную бронзовой ручкой в виде головы льва.
— Могу я видеть его сиятельство графа Бахметьева? — поинтересовался он у рыжеволосого паренька, открывшего им.
— Как доложить прикажете, ваше благородие? — спросил малый, впуская их в переднюю.
— Поручик Адземиров, — отозвался Амин.
Катерина, как во сне, прошла следом за Адземировым в роскошную гостиную и, только увидев Веру Николавну, очнулась от своего сонного состояния, в которое погрузилась, предаваясь горестным размышлениям.
— Признаться, не ожидал увидеть вас в Петербурге, — поднялся навстречу Амину Георгий Алексеевич.
— За это вы горничную Веры Николавны благодарить должны, — улыбнулся Амин, пожимая протянутую руку.
Его лицо заметно омрачилось, стоило ему увидеть княгиню Одинцову.
— Ваше сиятельство, — склонился он над её рукой и тактично отвёл взгляд от лица княгини, где всё ещё отчётливо виднелись следы не слишком ласкового с ней обращения.
— Катюша, — шагнула к бывшей горничной madame Одинцова, — я, право, не понимаю…
— Вера Николавна, — сбивчиво заговорила Катерина, — не прогоняйте меня.
— Да я и не собиралась — растерялась Верочка, беспомощно оглянувшись на Георгия.
— Катерина принесла мне бумаги, уж просите, вынужден был заглянуть, — заговорил Адземиров, — мне показалось, что они вам понадобятся.