Я вам любви не обещаю
Шрифт:
— Могу я передать Олесе, что ты станешь сопровождать её на Императорский бал? — оживилась графиня.
— Безусловно, можете, — равнодушно обронил Бахметьев.
Глава 21
Шурша шёлком модного платья, Лидия Илларионовна покинула кабинет сына, направившись в спальню, которую занимала обыкновенно, когда приезжала в столицу. На пороге она обернулась. Георгий продолжал сидеть за столом, не меняя позы: голова опущена, пальцы сплетены в замок, поникшие плечи. Подавив тяжёлый вздох, графиня
Готовясь ко сну, графиня услышала, как хлопнула входная дверь. Выглянув в коридор, она поманила к себе лакея:
— Георгий Алексеевич ушёл? — осведомилась она.
Парнишка кивнул головой:
— Уехали его сиятельство, просили передать, что к утру будут.
«Но может оно и к лучшему», — вздохнула графиня.
Бахметьев вышел на улицу и, глядя по сторонам, забрался в коляску.
— На Фонтанку, — коротко приказал он, откинувшись на спинку сидения.
Стемнело, но на улице было все ещё довольно многолюдно. В преддверии начала сезона многие уже успели вернуться в столицу, и вечерний Петербург ожил: наносили визиты, посещали литературные и музыкальные вечера, театры, клубы, ресторации.
Погрузившись в свои невесёлые думы, Бахметьев не заметил, как сразу вслед за его экипажем от угла дома, где он снимал апартаменты, отъехала пролётка и последовала за ним в сторону набережной Фонтанки. Поднятый кожаный верх оставлял в тени лица пассажиров.
— Я вас предупреждал, что покушение на графа не самая умная мысль, — тихо заметил Тоцкий. — Георгий Алексеевич человек далеко не глупый и осторожный. Нынче застать его одного стало совершенно невозможно. К тому же меня беспокоит, что он столь часто наведывается в дом на Фонтанке.
— Теперь уже не важно, — также тихо отозвался собеседник Парфёна Игнатьевича. — Бахметьев помолвлен, оглашение состоялось.
— Но это вовсе не означает, что он оставит Веру Николавну, — пожал плечами Тоцкий.
— Время действовать.
Тоцкий побледнел, что было заметно даже в вечернем сумраке.
— Неужели нельзя найти другой путь? — дрожащим голосом осведомился он.
— Увы, mon cher amie, другого пути нет и вам, как адвокату, это должно быть известно куда лучше, чем мне, — отозвался его попутчик.
Коляска графа остановилась и парадного, и Бахметьев выбрался на мостовую. Оглядевшись, граф шагнул в гостеприимно распахнутые швейцаром двери.
— Думаю, мне лучше будет вернуться в Никольск, дабы не вызвать подозрений, — проводив его глазами, заметил Тоцкий.
— Струсили? —
— Нет! — излишне запальчиво возразил Парфён Игнатьевич, — но вы должны понимать, что после поднимется шум, а коли я окажусь в Петербурге, то окажусь в числе подозреваемых.
— Поезжайте, — милостиво согласился его собеседник, — но не в Никольск, а в Москву. Очень скоро вы мне понадобитесь.
— Как скажете, — проворчал Парфён Игнатьевич и выбрался из пролётки. — Буду ждать весточки от вас, — приподнял он шляпу над головой и заспешил в сторону Дворцовой площади, постукивая тросточкой по мостовой.
Бахметьев застал Веру в будуаре, где она разбирала вещи, которые привезли из поместья Уваровых, сразу после его отъезда.
— Ничего не понимаю, — пробормотала девушка, заглядывая в сундук. — Её здесь нет, — вздохнула она.
— Что потеряла, душа моя? — остановившись на пороге, поинтересовался Бахметьев.
— Жорж, ты вернулся! — озарилось радостью её лицо.
Уронив обратно в сундук ворох из белья и прочих мелочей, Верочка устремилась в раскрытые объятья. Георгий коснулся губами её лба и крепко прижал к себе.
— Вера, мне надобно поговорить с тобой, — выдохнул он.
— Разве это не может обождать? — настороженно поинтересовалась она, по тону его голоса понимая, что речь пойдёт, скорее всего, о вещах для неё весьма неприятных.
— Нет, — покачал он головой. — Я не могу и далее молчать.
— Что ж, говори, — вывернулась Вера из его рук и, отступив на несколько шагов, сложила руки на груди.
Георгий прикусил губу, шагнул к ней, хотел взять за руку, но она не позволила, попятилась от него до тех, пока не упёрлась спиной в бюро у окна.
— Я помолвлен с mademoiselle Епифановой, — выдохнул он.
Вера побледнела, покачала головой, отрицая услышанное.
— Верочка, — рухнул перед ней на колени Бахметьев, — ангел мой, это ничего не меняет. Я тебя одну люблю, и всегда буду любить.
Вера отвернулась. Глаза заволокло пеленою слёз. Во рту появился привкус крови из прокушенной губы.
— Уходите, Георгий Алексеевич. Оставьте меня, — прошептала, не глядя на него, стараясь удержать слёзы.
— Вера, да послушай же меня, — поднялся он с колен и шагнул к ней, намереваясь заключить в объятья.
Звук пощёчины, казалось, был невероятно громким. Бахметьев схватился за щёку.
— Все верно. Я заслужил, — потёр он место, куда пришёлся удар её руки. — Но позволь все же я договорю.
Девушка рванулась из комнаты, прочь от него. Она попыталась запереть дверь спальни, но не успела. Дверь с грохотом отлетела к стене и, ударившись об неё, закачалась на одной петле.
— Я не желаю вас более видеть! Никогда! Слышите, ваше сиятельство!
— Вера, в тебе сейчас говорят гнев и обида, — прошёлся он по комнате, потирая ушибленное плечо.
Верочка покосилась на дверь, потом вновь перевела взгляд на графа. «Силища-то какая», — поёжилась она под его пристальным взглядом.