Я – Васька из Кокошино
Шрифт:
Течение воды в речушке было еле заметным. Уклон видимо был совсем небольшой. Я попытался немного пройти по затопленному берегу вверх по течению, чтобы выбрать более удобный островок, но валёжник и затопленные кусты под ногами постоянно старались отнять у меня последние силы. Ладно, думаю, немного мне и место-то надо, чтобы переночевать. Перебрался на выбранный островок. Речушка – пять-семь шагов поперёк и глубина мне по шею. Повесив сумку на сучок чахлой ёлочки, сняв ботинки и носки я разделся догола. Отжав рубашку, трусы и штаны, оделся снова. Комары, на которых я раньше не обращал внимания, будто только и ждали когда я разденусь. Эге, думаю, ещё одна забота. Не дадут ведь они мне спать-то. И, удивительно, отжатое бельё, оказывается, холодней, чем мокрое. Я сразу окончательно озяб до дрожи. Эх, костерок бы! Ни спичек, ни дров сухих. Обулся, попрыгал, немного согрелся, достал из сумки шаньгу – перекусил. Как же, думаю, спать-то я устроюсь? После дождя ни сесть, ни лечь не куда. А устал-то я хорошо. Потоптался, попрыгал ещё, прошёлся по островку. Он невелик – метров семьдесят вдоль и поперёк. Верхняя по течению сторона поросла ивняком, посредине две чахлые ёлки и несколько небольших берёз. Две накрест свалившиеся берёзы соединяли островок с затопленным лесом. Картина сиротливая. Под ногами кругом мокрая трава, в основном – сныть, папоротник, пырей да крапива. Я топтался и соображал – как устроить ночлег? Пошёл наломал ивовых прутьев, постлал под ёлкой, постоял, подумал – и жёстко будет, и от комаров чем-то укрыться надо. Хотел нарвать папоротника, да вспомнил, бабушка говорила, что от него голова болит. Нарвал, отряхивая от излишков влаги, пырея, сныти и дягильника, избегая крапивы. Нарвал несколько охапок. Пока рвал, согрелся. Натаскал на ивовые прутья, зарылся и попытался уснуть. Вспомнил про ивняк. Эх, какой я дуралей! Ивняк ведь вечный спутник берегов болот и речек, любитель сырых мест. Сколько раз я обходил его заросли, блуждая по лесу. Как я не догадался, что в низину спускаюсь? И весь вечер по низине шлялся! Тоже мне путешественник. Растяпа!
Медведь встал на все четыре лапы и отряхнулся. Я отскочил от него к воде шагов на пять и остановился, не спуская с него глаз. Он поворчал опять беззлобно, потоптался и снова сел. Бежать мне было некуда, хоть медведь мне вроде как разрешил. Беги, мол, дурак, если хочешь. А куда побежишь? Да мне от него и не убежать даже по гладкой дороге, не только по затопленному лесу, усыпанному коварным валежником: у него четыре ноги, а у меня только две.
Утро было в разгаре. Небо очистилось и в стороне, откуда текла речка, вот-вот должно было выкатиться солнышко. Трава под ногами была мокрая и я моментально промочил ноги, отчего стал зябнуть ещё пуще. Ну, и как водиться, под утро комары особенно прожорливы. Меня пробирала дрожь, донимали комары, но я стоял, не сводя глаз с медведя. Конечно, надо было побегать, попрыгать, чтобы согреться. Но я боялся сделать лишнее движение, чтобы не пробудить в медведе недоверие или какое недоброе желание. Он пока меня не трогал и смотрел в мою сторону мирно. Что мне делать? Так и стоять в стороне, кормя комаров, или подойти к нему поближе? А может снова лечь спать? Нет… Спать с медведем… Он ещё повернётся во сне да задавит невзначай. Вон какая махина!
Медведю надоело наблюдать за мной. Он стал к чему-то прислушиваться, медленно поворачивая голову, направляя куда-то в мою сторону то правое, то левое ухо. И я у себя под ногами услышал какое-то шуршание. Осмотрев землю вокруг себя я увидел возле правой ноги змею. Как кипятком ошпаренный я отскочил от неё и торопливо стал искать глазами палку, чтобы убить эту гадину. Медведь опять проворчал, мол прыгай, да не забывайся. Я взглянул на него. Он спокойно переводил взгляд то на меня, то на змею. А змея какими-то рывками двигалась в сторону воды. Ну и ползи, гадина, подумал я. Чёрт с тобой. А мне-то что делать? Так вот и стоять пока вода не схлынет? Комары сожрут. А тут ещё и утренняя прохлада донимает. Я стал отмахиваться от комаров и переминаться с ноги на ногу. Медведь перестал на меня обращать внимание. Я попробовал сделать несколько шагов от него. Тот не реагировал. Бежать мне было не куда – я вернулся на прежнее место. Потом, оглядываясь на медведя, повторил ходьбу, потом ещё раз… Смотрю, а медведь не мной занят, а что-то разглядывает у себя под ногами. Любопытство изменило направление моих шагов. Я приблизился к медведю и увидал у самых его передних лап ещё одну змею. Она медленно проползала мимо медвежьих лап, а он изучающе разглядывал её, слегка поворачивая голову, ничего не предпринимая. Вон, значит, как, подумал я. Змея его не трогает, и он её не обижает. Никто ни кому не мстит. Я же медведя не обижал, и он меня не обижает. Змея долго проползала мимо его лап, и он терпеливо провожал её глазами. Страх мой помаленьку стал спадать. Я стал двигаться смелее, всё ближе подходя к медведю. Над лесом встало солнышко. Утренний озноб стал потихоньку отпускать. Забрать бы сумку да по тихоньку, с разрешения медведя, двинуть вон из леса. Но сумка совсем рядом с медведем на суку висит. Да и в воду утром лезть не хочется. А вода спадает не спеша. Остров пока остаётся островом. У медведя тоже ведь наверное своя дорога есть. Он не спешит пока, сидит, ждёт когда вода спадёт. Я по маленьку, шаг за шагом, всё ближе стал к нему подходить, чтобы взять сумку. Медведь мирно следил за мной, но с постели не уходил. И чем ближе я к нему подходил, тем мне страшней было глядеть ему в глаза. А именно в глазах я улавливал его настроение – добрый у него, мирный взгляд, или хищный? Медведь вроде как тем же занимался, чем и я, только вёл себя спокойней. Ну, а как же? Не дрожать же ему передо мной. Ведь он в тысячу раз меня сильней. Можно, конечно и оставить сумку. Чёрт с ней и с пирогами – дядя Серёжа не обидится. Да я сам проголодался. А кто знает, когда я выберусь из леса да за стол попаду? Ну, думаю, была не была, подойду и возьму свою сумку. Я подошёл вплотную к медведю. Он смотрел на меня вопросительно, мол, чего ты хочешь? Сзади послышались какие-то шлепки. Медведь повернул туда голову. Я тоже оглянулся. Откуда-то прибежал заяц, сел у самой воды, как раз там куда уползла первая змея, постриг воздух ушами, повернул голову в нашу сторону, увидел нас и стремительно бросился бежать вдоль воды вокруг острова. Через полминуты вернулся с другой стороны и, снова увидев нас, бросился в обратную сторону. Медведь проворчал, мол «вот дурачок», провожая его взглядом. А заяц всё бегал вдоль воды, желая убежать, но каждый раз снова прибегал к нам. Я пожалел зайца и вслух сказал: «Ну хватит бегать-то, дурачок. Успокойся». Медведь посмотрел на меня, потом на зайца и добродушно промолчал. После этого заяц затерялся где-то в ивняке. То ли успокоился, то ли просто спрятался. К этому времени я совсем осмелел, дотянулся до сучка, снял сумку и хотел отойти от медведя. Но он вдруг встал на все четыре лапы и потянулся мордой к сумке. Я быстро отдёрнул руку с сумкой, но он шагнул к ней и готов был вцепиться в неё зубами. Я быстро достал из сумки пирожок (а может мне попалась в руки плюшка) и поднёс к его носу. Он разинул пасть и я бросил пирог прямо ему в зубы. Тот даванул его зубами, моментально проглотил и снова потянулся к сумке. Я торопливо достал следующий пирог и сунул ему в пасть. Медведь и его проглотил, и снова мордой к сумке потянулся. Я бросал ему в пасть пирог за пирогом, а сам думал: «Вот обжора! Так я и сам голодным останусь». Тогда я решил, прежде чем бросать очередной пирог в медвежью пасть, откусывать от него хоть немного, а то ведь и в самом деле мне ничего не останется. Медведь посмотрел на меня и перестал тянуться мордой к сумке, но ждал, когда я достану и брошу ему следующий кусок. Он глотал пироги и шаньги не жуя, а я так не мог. Поэтому я успел откусить только от одного пирога, от двух плюшек и от шаньги. Наконец стряпня закончилась, больше нечего было бросать в пасть медведю. В сумке остались только ягоды в газетном кульке. Их в пасть не высыплешь. Поэтому я замешкался. А медведь лапой выхватил у меня сумку из рук, уронил на землю, наступил на неё и зубами разорвал. Ягоды рассыпались и он быстро и ловко собрал их все языком. Потом облизнулся, тряхнул головой, посмотрел на меня, убедился, что у меня больше ничего нет, сел, добродушно промычал и ещё раз облизнулся. «Обжора», – обозвал я его вслух. Он глянул на меня, встал и неторопливо пошёл к воде. Я думал, он запивать пошёл. Но он посмотрел на воду, поозирался, встряхнулся, словно только что вылез из воды, отошёл шагов на семь влево и загляделся на лес на том берегу. И что мне оставалось после этого делать? Я стал планировать в которую сторону мне идти, чтобы выбраться из леса. Солнышко подымалось, возвещая доброе утро, заботливо лаская тёплыми лучами умытую вчерашним дождём землю. Относительно солнышка я решил, что мне надо идти вверх по течению речки – на восток. Это как раз туда, куда подался медведь. К медведю я маленько привык, он уже меня не пугал, но присутствие его оставалось нежелательным. И, поскольку я зашёл в лес где-то на том берегу речки, мне туда и надо вернуться. Но тот берег оставался пока затопленным. Вода спадала не спеша. Остров становился постепенно длинней. На той стороне тоже стали проглядывать пятна островков суши. Скользко будет мне идти, подумал я. Но полного высыхания земли мне не дождаться. Я подошёл к воде, постоял немного, раздумывая, как перебраться через речку? Медведь на меня внимания не обращал. Но, когда я, не раздеваясь, не разуваясь стал заходить в воду, медведь ко мне повернулся и медленно направился в мою сторону. Я перешёл речку и оглянулся. Дойдя до места, где я вошёл в воду, медведь последовал моему примеру. «Не отстаёт», – подумал я. Ладно ли это? Мне это не нравилось. Я решил поспешить, чтобы от него уйти. Но оставшаяся на земле вода и скользкая трава мою прыть постоянно сдерживали. Я подобрал палку, чтобы было на что опираться, и пошёл смелей. Но палка попалась прелая и при первом же случае, когда я на неё навалился своим весом, она сломалась и я правым боком плюхнулся в грязь. Отряхнувшись я поискал другую палку. Нашёл не скоро, но нашёл сразу две. Имея в обеих руках по палке я с большей уверенностью двинулся вперёд. И тем не менее, скользя и запутываясь в траве и валёжнике, я падал ещё не раз. Комары о себе забывать не давали. Из-за них вторую палку пришлось бросить, чтоб иметь возможность хоть как-то от них отмахиваться. Медведь где-то от меня отстал. Я шёл прямо на солнышко. Примерно через полчаса под ногами стало относительно сухо. Я отбросил и вторую палку. Вскоре под ноги попалась
«Кто здесь есть!?» – крикнул я. «А ты кто?» – поинтересовался в свою очередь мужской голос из-за куста. «Я – Васька… Из Кокошино». Из-за куста показались две мужские головы и дуэтом переспросили: «Васька? Из Кокошино?»
Естественно, на нашу перекличку по-своему отреагировал медведь. Он поспешно вылез из малинника на тропу. Мужиков, как ветром сдуло. Только кустики под ногами затрещали. Выбежав на тропу они такого стрекача дали – на тройке не догонишь. Медведь поглядел им вслед, отряхнулся от мусора, набранного на себя в малиннике, сел на тропу и изучающе уставился на меня. «Ну что ты, – говорю, – наделал?» Он зевнул и отвернулся. Ай-яй, какая у него пасть! У меня аж мороз по коже пробежал. Хоть он меня и не трогал, я к нему приближаться боялся. Мне хотелось пойти вслед за убежавшими мужиками. А он сидит на тропе и чего-то выжидает. Тоже, видно, наелся, в малинник не возвращается. А может быть ему не хочется отпускать меня, потому и сидит на тропе? Я потихоньку обошёл его на расстоянии метров в пять, снова вышел на тропу и пошёл не оглядываясь, но прислушиваясь. Медведь зверь осторожный, по лесу умеет ходить неслышной походкой. Я думал он от меня отстал, но, оглянувшись, увидел его идущим за мной. «Чего он от меня хочет? – подумал я. – Почему он меня преследует?.. Вот стану из леса выходить, а он возьмет да и сожрёт меня! А вдруг он за мной в деревню захочет пойти? В Лубянку… Что я с ним делать буду?» Не нужно мне было его присутствие. Вот я бы побежал бегом мужиков догонять, да бес его знает, чего он подумает? Схватит меня убегающего, может и есть не будет, а изомнёт только. Вон у него лапищи-то какие!
Вскоре тропа вышла на дорогу, бегущую с севера на юг. Дорога колеистая, неудобная. Я направился по ней на юг. Медведь не сразу вышел на дорогу, на тропе задержался, потому от меня немного отстал, но продолжал плестись следом. Оторвавшись от медведя я ускорил шаг и быстро оказался на опушке. Вдоль леса был полевой склон. Хлеба на нём были убраны. Рядом с дорогой, убегающей вниз от леса поперёк поля, недалеко от опушки стояла скирда соломы. Возле неё толпились мужики, человек семь-восемь. Выйдя из леса я встал лицом к полю, окинул взглядом его ширь и глубоко вздохнул. Вышел! Выбрался!
Мужики, увидев меня, оживились, загалдели и стали руками показывать в мою сторону. Из-под ног их с лаем выскочила собачонка и устремилась ко мне. Собачий лай, это уже что-то родное, подумал я. Где-то здесь и Лубянка недалеко. Собачонка быстро приближалась ко мне. На её лай из лесу вышел медведь и сел метрах в двух от меня. Собачонка то ли его не заметила, то ли не сообразила, кто это такой, продолжала бежать, весело заливаясь своим лаем. Медведь встал и сердито зарычал. Услышав и увидев его собачонка вдруг, как ушибленная, завизжала и бросилась обратно к мужикам. А те разом притихли, дружно пятясь, отделились от скирды и тоже пустились наутёк, наперегонки с собачонкой. Только один из них не побежал, а встал широко расставив ноги, уставившись на меня. Я потихоньку пошёл к нему, чтобы спросить, далеко ли до Лубянки? Пройдя шагов двадцать-тридцать я оглянулся. Медведь сидел, провожая меня взглядом. Я помахал ему рукой. Он не шелохнулся. Тогда я прибавил шагу. Мужик шагнул мне навстречу. Да это же дядя Серёжа! «Дядя Серёжа!» – закричал я бросившись к нему бегом. Он тоже пошёл мне навстречу. Я сходу хотел броситься к нему в объятия, но он отгородился руками, не допуская меня к себе.
«Ты чего, – говорю, – дядя Серёжа?» А он взял меня за руки и говорит: «На кого ты, Васька, похож? Весь в грязи, как пегашка. Лицо, после малины, что ли? Разноцветное всё. А волосы… слиплись от грязи, торчат, как антенны. Не зря тебя мужики за инопланетянина приняли». Я вспомнил слова, которые в лесу услышал: «инопланетянин малину ест». Так это, выходит, про меня они говорили. Тут я посмотрел на себя. Действительно – весь в грязи. А на штанах и на рубашке грязь висела засохшими корками. Руки были чёрными от грязи да малинового сока, ладони синие. Ну, думаю, и лицо, наверное, не очень симпатичное.
«А ты что, Васька, колдуном стал, что ли? – спросил дядя Серёжа. – Как тебя медведь-то не сожрал?» – «Не знаю», – ответил я и оглянулся на опушку. Медведь по-прежнему сидел и смотрел на нас. Дядя Серёжа взял мою правую руку и зашагал вниз по дороге, прочь от медведя, увлекая меня за собой, как провинившегося. Я еле за ним поспевал.
«Откуда ты здесь в лесу оказался?» – спросил он меня на ходу. «Я к тебе шёл, – говорю, – соскучился». – «И что за дорогу ты выбрал?» – «Обыкновенную дорогу. Просто меня дождь в лесу застал. Вон какой был сильный – я и заблудился». – «Дождь-то вчера был. Ты что, в лесу ночевал, что ли?» – «Ночевал», – говорю. «Ну ты даёшь, Васька! А с медведем-то когда ты успел подружиться?» – «Так спал я с ним». – «Спал!?» Дядя Серёжа остановился и посмотрел мне в глаза – вру я или не вру? Я ещё раз оглянулся на опушку. Медведь всё сидел. Его уже плохо было видно, но я всё равно помахал ему рукой. Дядя Серёжа тоже посмотрел на опушку, потрепал меня за грязные вихры и сказал: «Айда-ка поскорей купаться» и потащил меня дальше. У речки нас ждали мужики. Они видели, как я прощался с медведем, потому один из них спросил: «Ты почто, Васька, медведя с собой не взял? Вон он как грустно с тобой расставался». – «Ха, – говорю, – вы от него вон как улепётывали. А если бы я его в деревню привёл вы бы от него под кровать спрятались?» – «В сундук», – ответил мужик. Все рассмеялись. Дядя Серёжа тоже смеялся, а подходя к воде велел мне раздеваться и лезть в воду, а сам взялся стирать мои штаны и рубашку. Развесив моё бельё на кустах сушиться, он тоже полез в воду купаться. Мы долго и весело бултыхались и резвились в воде, брызгаясь и гоняясь друг за дружкой. Мужики купаться не стали, ушли. А мы, наплескавшись вволю, вышли на берег, уселись на траву ждать, когда высохнет моя одежда. Дядя Серёжа попросил: «Ну, давай, рассказывай всё по порядку». – «А чего рассказывать-то?» Мне стыдно было, что я заблудился и пришёл к нему без гостинцев. «А ты не скромничай. Раз в лесу ночевал, значит есть что рассказать».
Ну я всё по порядку и рассказал.
«Так ты говоришь видел, как над лесом во время дождя проплыл огненный шар?» – «Видел», – говорю. «Долго он летел, медленно. А потом куда-то делся, вроде как упал». – «Вот этот шар мужики и приняли за НЛО». – «Какое НЛО?» – «Неопознанный Летающий Объект. А сегодня собрались и пошли в лес, искать, где он приземлился? Ну и я к ним примкнул. И вот двое на старой вырубке увидели инопланетянина. Не успели они его толком разглядеть, как на них напал медведь. Чуть живые из лесу прибежали. Целый час отдышаться не могли. А мы обследовали поляны, ничего не нашли. Только собрались у скирды, тут ты и вышел из лесу, – немного помолчав добавил, – с медведем».
Дядя Серёжа поднялся и стал одеваться.
«Ты, Васька, сам виноват, что заблудился», – сказал он. «Наверно», – ответил я, пожимая плечами. «Не наверно, а точно. Ты на небо глядел, когда искал дорогу?» – «Так солнышко тучи спрятали». – «А кроме солнышка другие ориентиры есть». – «Какие?» – «Ветер, например. Перед дождём всегда ветер бывает». – «А ветер-то на небе, что ли?» – «Чудак. В лесу не сразу поймёшь откуда дует. А по вершинам деревьев всегда видно, куда дует». – «А я и внимания не обратил откуда тучи навалились – с юга или с запада». – «Ты вообще не обращал внимания на ветер и петлял по лесу, а может и просто кружил на одном месте. А мог бы относительно ветра двигаться в одном направлении и выйти куда-нибудь в луга или в поле». – «Не догадался я, дядя Серёжа». – «В следующий раз умнее будь. Из лесу надо выходить в одном, конкретном направлении, а не как попало. И, заходя в лес, не надейся на солнышко, обязательно запомни откуда дует ветер. Ну ладно. Натерпелся страху-то, говоришь? А медведь тебе добрый попал. Медведи, как и люди, всякие бывают – добрые, недобрые. Обидит человек медведя – от него уже добра не жди. Этого, видать, никто пока не обижал, вот и он никого не обижает. Тебя не тронул и за мужиками не погнался».