Я – Васька из Кокошино

Панюхин Иван

Лубянский председатель всегда дядю Серёжу звал на «вы» и по имени-отчеству, а Кокошинский – на «ты» и просто «Серёжа». Почему? Я этого не знаю.

«Так вот, Пётр Иваныч, какие заботы нас одолевают, – начал Лубянский председатель. – Как удобней и выгодней готовить кадры? Я имею в виду механизаторов. Мы с Сергеем Савельичем прикинули – удобней и выгодней готовить дома, не отправлять подростков в СПТУ. И ребятишкам будет удобней, и родителям, и колхозу». – «И как это будет?» – спросил наш председатель. «Не перебивай. Дай всё высказать. Мы хотим, чтобы вы нас поняли и, если мы правы, поддержали. И у нас и у вас неплохие мастерские. Прикрепим подростков к опытным механизаторам. Ребятишки – народ любопытный. Пусть опытные механизаторы с ними делятся своим опытом при вождении, на работе, при ремонте. А когда ребятишки научатся пользоваться техникой и будут производить что-то полезное для колхоза – будем им платить. И ребятишкам

хорошо, и колхозу выгодно. Ну, а теоретическую подготовку Сергей Савельич не против взять на себя. Он хорошо с ребятишками ладит. Ну, не всех подростков подряд привлекать будем, а только желающих. Этот вопрос со школами надо будет увязать». – «Не понимаю, Сергей Семёныч, зачем вам понадобилось с нами советоваться? Вы начните, а мы переймём». – «Я просил не перебивать, Пётр Иваныч. Во-первых, это дело надо поставить под строгий единый контроль. Кто-то из ребятишек будет быстро усваивать дело, а кто-то нет. Чтобы их не расхолаживать, давать им возможность получать как можно больше умений и навыков. Мы считаем, что многие подростки, не все конечно, за год смогут освоить машину, трактор и комбайн. Интересами ребятишек постоянно кто-то должен жить и направлять в нужное русло эти интересы. Дома мы ребятишек не только быстрей и дешевле обучим, но и сохраним их». – «Как – сохраним?» – не понял наш председатель. «В СПТУ всякий хлам собирается – хулиганишки, воришки, нахалы, лгунишки. Всем хорошо известно, что всё дурное перенимается быстрей, без плана и без желаний». – «Но ведь там процесс обучения проходит под руководством опытных, образованных людей-воспитателей», – не соглашался наш председатель. «Э-э-э… Наивный вы человек, Пётр Иваныч. Нынче много развелось неграмотных людей с высшим образованием и разных воспитателей. А кто знает, что такое – воспитание? По-моему вся Академия педагогических наук не имеет представления о воспитании. Иначе не срамили бы Россию перед миром всякими глупыми школьными реформами. Но главное, Пётр Иваныч, вот, что нас беспокоит: обучим ребятишек, а квалифицировать их не имеем права. Как быть?» – «Очень просто, – вклинился в разговор агроном. – Можно свозить пацанов в автошколу на экзамены. А можно сюда, на место, экзаменационную комиссию пригласить». – «Можно, молодой человек. Всё можно, – согласился Лубянский председатель. – Вот только ни одна экзаменационная комиссия не имеет полномочий квалифицировать несовершеннолетних». – «Придётся ходатайствовать перед райсоветом, а может быть и выше», – уточнил наш председатель. «Верно, Пётр Иваныч. Вот когда мы с тобой вдвоём будем хлопотать, это будет более веско и убедительно. А если я один пойду – меня, может быть, и выслушать не захотят. Вот за этим мы и приехали с Сергеем Савельичем».

Разговор взрослых для нас, пацанов, всегда чем-то интересен. Я пытался понять о чём спорят взрослые – что-то понимал, что-то не очень. Но уходить из правления я не собирался. А вот маме, наверное, скучно? Я глянул на неё. Она слушала внимательно. Разговор был, видно, и для неё интересен.

«А ты, Васька, хочешь быть механизатором?» – шёпотом поинтересовалась она у меня. Я посмотрел ей в глаза, потом глянул на дядю Серёжу и решительно сказал: «Хочу». – «Тогда слушай. О тебе заботятся».

Между тем взрослые шумно, наперебой стали обсуждать, как организовать подготовку будущих механизаторов. Кто предлагал построить в Лубянке общежитие рядом со школой, объединить всех учеников – Лубянских и Кокошинских. Потребуется столовая. Тут даже я предложение высказал: «Поваром поставить Пелагею Нефёдову. Пусть она нам пельмени гнёт». Все засмеялись. Кто-то предлагал вовсе ничего не строить, чтобы нас не отрывать от родительского очага, от родных хозяйств. Много было споров.

«Ладно, – сказал наш председатель наконец. – Главное, никто не против. А как организовать, давайте подумаем не торопясь, чтоб без ошибок». И все стали расходиться – время-то было позднее. Ма с мамой тоже направились к двери, но дядя Серёжа попросил задержаться. Я, конечно, понял для чего. Он пригласил нас в машину, дорога была попутная. Вот дорогой мы им с председателем всё и рассказали, по какому случаю мы в правлении оказались.

«Ну вот, если наша задумка удастся, – сказал дядя Серёжа, – мы с тобой, Васька, часто будем видеться. А пока, не трусь!» И они с председателем уехали в Лубянку, а мы с мамой направились в дом.

В эту ночь я плохо спал. Мне всё хотелось у мамы спросить, а кто же всё-таки мой отец? Но я не решился бередить больную мамину душу. Ладно, думаю, как-нибудь в другой раз спрошу. Вдруг ей неприятно вспоминать об этом. Ведь если бы он был хорошим человеком, она сама бы мне о нём всё рассказала, и гордилась бы им. А раз она молчит, значит – плохой. А зачем он мне плохой-то нужен? Мама тоже плохо спала. Я это слышал. Может она тоже думала о том же? Тяжело ей было после Пелагеиного концерта.

Утром

рано пришёл Стёпа, не поздоровался, молча вставил стекло в разбитое окно и ушёл. Вот и всё.

4 Волки

После Пелагеиного концерта над Стёпой Кокошинские мужики стали часто посмеиваться и подшучивать, а иногда даже и мелкие пакости устраивать.

«Эй, Степан, Пелагея тебе велела мяса в бухгалтерии выписать – пельмени будет стряпать». – Или: «Степан, у тебя бутылка-то до сих пор, поди, не распечатана? Пельмени галки съели – закусывать-то нечем». – «Степан, а Колька сам научился стёкла бить, или ты научил». Ну и так далее. Я в начале думал, мужики сочувствуют нам с мамой, коль так ополчились на Стёпу. Но, оказывается, механизаторы его не любили, как иждивенца, лентяя и тупаря. То деталь какую-нибудь с его трактора снимут, то деталь поставят наперекосяк, так, что он целый день не может трактор завести, то ещё какую пакость устроят.

Федька Хомутов работает в мастерских токарем и слесарем. Он хорошо разбирается в технике. Иван Семёныч – механик – считает его своим будущим заместителем, несмотря на то, что он ни шофёром, ни трактористом быть не может, потому что у Федьки правая нога не гнётся – он инвалид. И вот Стёпа по всякому пустяку обращается к Федьке. Федька – парень добрый. Но он дружит с Шуркой Мякукиным. Шурка Стёпу не любил, а потому подговорил Федьку устроить Стёпе шутку. Попросил Стёпа Федьку что-то подрегулировать в двигателе трактора. Федька отрегулировал, завёл трактор, проверил его работу, хлопнул по плечу.

«Степана – «работай на здоровье!». Заглушил двигатель у трактора и незаметно вставил спичку в жиклер карбюратора у пускача, а сам ушёл в мастерские. Стёпа получил наряд и стал заводить трактор. Дёргал, дёргал супонь пускача, а тот чихнёт и тут же глохнет. Час дёргал, другой. Походит вокруг трактора и опять дёргает. Зимний день короткий – каждая минута дорога, время летит безжалостно, а Стёпа всё дёргает. Сжалился Федька, подошёл к Стёпиному трактору.

«Ты чего это, Стёпа, над техникой издеваешься?» – «Это она надо мной издевается!» – «Я ж тебе отрегулировал… Нормально ж трактор заводился». – «Пускач не заводится». – «И чего он на тебя так осердился?» – «А чёрт его знает!»

Под руку Федьке подвернулся Серёжка Ерохин, сопляк, в четвёртом классе учится. «Ну-ка, Серёга, иди-ка сюда». – «Чего ещё?» Федька накрутил супонь на маховик. «На-ка вот, Серёга, дёрни», – попросил он пацана, а сам незаметно спичку из жиклера убрал. Серёжка дёрнул, да силёнки у пацана, видно, маловато, не провернул толком вал пускача. «А ты упрись левой ногой вот сюда, – посоветовал Федька. – Вот так». Серёжка изловчился и дёрнул сильней. Пускач завизжал на больших оборотах, безжалостно давя своим громким, высоким звуком на уши. «Молодец, Серёга! – похвалил Федька. – Быть тебе трактористом».

Серёжка расплылся в блаженной улыбке, но Стёпа взял его за шиворот и сердито оттолкнул от трактора. Федька заругался на него: «Вот дурак неблагодарный!.. Не обижайся, Серёга, нечего на дураков обижаться». Федька пошёл к председателю и всё рассказал. «Эх, и подведёт когда-нибудь Стёпа наш колхоз!» – высказался по этому поводу председатель.

А вскоре правление командировало Стёпу трелевать в лесу брёвна. Он заправился и хотел уже ехать, но его кто-то окликнул, мол, председатель его зовёт, сказать что-то ему хочет. Стёпа побежал искать председателя, а в это время у него из бака почти всю солярку слили. Стёпа председателя не нашёл, вернулся сердитый – понял, что над ним опять подшутили. Завёл он трактор, поехал в лес. Только до делянки добрался, горючка закончилась – трактор заглох. Стёпа опять полдня пытался его завести, прежде чем понял, что бак-то пустой. Пешком вернулся он в Кокошино, нашёл председателя и пожаловался, что у него горючку слили. Председатель – к мужикам: «Кто у Степана горючее слил?» – «Никто, – говорят, – не сливал». – «Но бак-то пустой». – «Не может быть!» Поехали председатель со Стёпой в лес, проверили – полон бак соляры. Стёпа удивился, руками развёл. Председатель его отругал и уехал.

Я после узнал от Вовки Мякуки про это. Это Шурка, Вовкин брат, слил и уехал с соляркой на ту же делянку, помогать Стёпе трелевать брёвна. Когда Стёпа ушёл в деревню, он снова залил солярку ему в бак. А Стёпа никак не мог понять – не было горючего и вдруг появилось… После этой истории Стёпа подал председателю заявление, чтоб его перевели на свиноферму, а от трактора освободили. Так всё и получилось. И вскоре в школе было общее собрание. Пригласили всех старшеклассников, родителей, механизаторов и учителей. За столом сидели председатель колхоза, механик и директор школы. Директор обратился к старшеклассникам: «Кто хочет стать механизатором?» Почти все парни, кому исполнилось четырнадцать, подняли руки. А мне ещё три месяца до четырнадцати. Подумаешь, три месяца… Я тоже руку поднял.