Я верну тебя
Шрифт:
Прислушиваюсь. Ноги к груди подбираю. А по спине мурашки табунами пробегают.
В соседнем стойле шуршание раздается. Хлев пустой стоит, по крайней мере в тех загонах, которые на обозрении, а за перегородкой шевелится что-то. Страшно становится до усрачки!
И ладно бы хрюканье услышать или блеяние овцы. Так нет: писк доносится.
Крысы…
Ой, мамочки! Как же я боюсь этих серых тварей!
Сидели тихо. Ко мне приглядывались в полумраке. Теперь осмелели. Бегать начали. Соломой
Тепло мое манит. Запах. А что если они голодные?
— Пошли вон!
Кричу. Цепь на руку наматываю и дергаю ее, звон издаю. Еще и ногами топаю. Хоть стоять могу, и то хорошо.
Снова прислушиваюсь. Вроде тихо. Как и с улицы: ни единого шума не доносится. Умерли они там все что ли? А если уехали, и меня тут бросили? Типа, все равно не сбегу.
А скоро ночь уже…
Шуршание снова раздается, а по перегородке, прямо на уровне моих глаз, крыса пробегает. Шустрая такая! Лапками быстро перебирает. Хвост длинный за собой волочит.
— А-а-а-а-а-а! — срываюсь на визг.
А крысу, как ветром, сдувает.
Зато двери распахиваются, впуская в затхлое, с застоявшимся навозным запахом, помещение свежий воздух.
— Че орешь, дура?
Не сразу различаю, кто вошел. Идет в вразвалочку. В руках, вроде как, тарелку держит да под мышкой тюк.
Ближе подходит. Я с ужасом Петрика узнаю. Уж лучше бы кто другой пришел. Не нравится он мне! Всю дорогу на меня с вожделением пялился. Хуже серых и хвостатых!
— Там крыса, — шепчу с отвращением.
— Мыши это, — поправляет и тарелку ставит на перегородку.
Та покачивается на неровной и узкой поверхности, но стоит.
— Какая разница? Противно же!
— Нашла кого пугаться! Держи вот: одеяло, — кидает мне через загородку. — Постелешь на ночь.
— Я спать в хлеву не буду! Чтобы по мне эта мерзость бегала?
— Как скажешь, сладенькая, — криво улыбается и в стойло заходит.
А я на шаг отступаю. Крепче за цепь держусь. Как на руку намотала, так и стою.
— Могу компанию тебе составить, — говорит с придыханием. — Сам по тебе членом побегаю. Тебе понравится!
— Не трогай меня, — опять на шаг отступаю, но загон маленький: еще чуть-чуть и стена. — Кайсарову чистая нужна! Забыл?
— А я твой красный бутон трогать не буду. Есть много других способов удовольствие получить.
— Нет!
— Да, сладкая.
Ближе подходит. А я руку вверх выбрасываю. Цепью, как кастетом, в подбородок бью. Длины как раз хватает, чтобы достать и приложить от души.
— Тварь! — Петрик отшатывается.
За лицо хватается.
А мне и при лампочке видно, как кровь хлынула из его разбитой физиономии.
Но адреналин уже взыграл. Так просто ты не получишь меня!
Он ко мне оборачивается. Глаза
— Ну, сука! Я ж теперь…
— Руки от нее убрал! — голос позади Петрика раздается и отчетливый звук взводимого курка.
Тот оборачивается.
Я тоже шею вытягиваю. Рассмотреть хочу, кто за меня вступился.
В полумраке да шуме оба не заметили, как Калина тихо в хлев пробрался. Вовремя! А может, за Петриком следил, не доверяя соучастнику.
Глава 10
— Калина, а ты ниче не попутал? — закрывая нижнюю часть лица рукой, Петрик угрожающе поворачивается в сторону нежданного моего спасения.
— Медленно вышел из загона и вернулся в дом, — чеканя каждое слово, произносит Калина, не опуская ствол.
Петрик шумно носом воздух втягивает, отхаркивает и сплевывает в сторону.
— Я смотрю, Калина, ты быстро тут освоился. Берега не видишь!
— Пасть захлопни! Вон пошел! — рявкает тот, а я вздрагиваю, цепью звеня.
Петрик чуть назад голову поворачивает. Лица уже не вижу, но догадываюсь: скалится своими кривыми, гнилыми зубами.
Меня аж передергивает от мысли, что он бы… Фу-у-у!
— Никто ее не тронет! Усек?
— Сам натянуть желаешь? — Петрик ржет, но из загона выходит, к двери направляется.
А мне уже все равно, кто там и когда, главное, что сейчас передышку получаю. Потом уже разберусь, как действовать дальше.
Стою. С Калины глаз не свожу.
Он руку с пистолетом опускает, но ждет, когда подельник выйдет. Ствол за спину прячет и быстро в стойло заходит.
Я отшатываюсь. Дыхание замирает.
Но Калина руку одну в карман штанов засовывает, а второй ладонью вперед:
— Тихо, не кричи!
— Что ты…
— Освобожу тебя, — из кармана ключик маленький вытаскивает, мне показывает и тут же замок на браслете открывает. — А теперь слушай внимательно!
А я глаза от удивления округляю: Ну ничего себе! Внешность обманчива, не зря говорят.
В первую минуту Калина своим пронзительным взглядом дрожь в душе вызвал, а на деле вон, оказывается, какой он.
Хотя, еще не известно, для кого старается. Но какая разница, если я не на цепи теперь.
— Немного подожди, посиди тут. Если кто зайдет, сделай вид, что до сих пор привязана. Руки за спину с цепью спрячь! А я на стреме буду.
— Почему ты помогаешь?
— Тебя это не касается! — отвечает резко, но соглашаюсь мысленно с ним. А Калина продолжает: — Как тихо станет, в другой конец хлева пройдешь. Там дверца низенькая. Петли я смазал. Открыта. Как выберешься, беги отсюда!
Судорожно сглатываю. Киваю в ответ. А саму потряхивает от нервного напряжения.