Я вернулся за тобой

Хасс Дж. Э.

Улыбка стирает напряжение разговора, и в ту же секунду он немного оживляется.

– Накорми меня.

И затем он посылает мне похотливую улыбку, от которой я снова чувствую, как растет пульсация.

Я накалываю еще один кусочек вафли и подношу к его губам.

– Расскажи мне секреты, которые хранил Джеймс.

Он открывает рот, и я кладу еду на его язык, не в силах смотреть на его губы, на то, как они обхватывают вилку. Я оттягиваю ее и напоминаю себе, как дышать.

Он указывает на тарелку.

– Как насчет того, чтобы я покормил тебя? Ты ешь - я говорю.

Я

удивлена, что мне так легко удается получить ответы, которые я ищу, но я не настроена спорить, так что киваю и передаю ему вилку.

Он отламывает кусочек вафли и подносит к моему рту. Я открываю рот для него, но в последнюю секунду он наклоняется и целует меня. На вкус он, как сироп и лакомство. На вкус он, как завтрак с кем-то, кого ты любишь. На вкус он, как жизнь, которую я себе хочу. Нормальная жизнь, без секретов. Я никогда не хотела секретов. Никогда не хотела знать их. Всю свою жизнь я убегала от фактов, и вот она я, выпрашиваю их.

– Тебе придется целовать меня после каждого секрета, - шепчет он в мой рот.
– Тебе придется целовать меня, когда я расскажу тебе о некоторых вещах, иначе я не смогу сделать этого.
– Затем он отодвигается назад и выдвигает вилку вперед. Открываю рот для еды, и он кладет ее мне на язык, пока я не захватываю ее зубами и начинаю жевать.

– Скажи «да» этому, Харпер Тейт, и я расскажу тебе все, что ты хочешь знать за цену поцелуя.

Кивок. Знаю, что поцелуй - это неправильно, но сейчас он не чувствуется неправильным. Он чувствуется правильным во всех смыслах.

– Ладно, - шепчу я ответ.

– Николу отдали, когда ей было шесть. И Джеймс был тем, кто передал ее, - Винсент наблюдает за моей реакцией, но все что я могу, - это смотреть ему в глаза.
– Один знал, что он никогда не получит свое обещание, так что попросил Джеймса отдать ему свою сестру.

– Но… он сказал мне, что его мать и отец отдали ее. Он сказал мне…

– Он солгал, - прерывает он. Вот насколько могущественное это заявление.
– Он много лжет, Харпер. Даже тебе. Особенно тебе. Он и себе тоже лжет. Блокнот был ложью, Харпер. Вымышленным, фальшивым мирком, в который он заставил себя поверить… потому что он не мог справиться с правдой.

Последние несколько слов слетают с уст мягко. Почти шепотом.

– Какой правдой, Винсент?

Он пялится на меня. Вероятно, обдумывая - настало время сказать правду или солгать. Затем он тяжело вздыхает, и я знаю, что сейчас последует правда.

– Правдой о том, что он получил то, что просил. Он выбрал ту жизнь, и получил все, что к ней прилагается.

– А его сестра? Какая правда о ней?

– Джеймс передал свою сестру, чтобы выплатить свой долг. Это секрет номер один, и я жду свой поцелуй, - Винсент наклоняется и касается моих губ своими. Мягко. Как и его слова. Нежно. Как и его прикосновение. Они не требовательные и не жесткие. Словно он просит прощение.
– Ты не хочешь Джеймса. Ты хочешь Винсента.

Я отталкиваю его от себя и качаю головой.

– Он должен был знать, что о ней позаботятся. Что Один позаботится о ней.

Винсент пытается улыбнуться, но тщетно, так что

он отламывает еще один кусочек вафли и скармливает его мне. Я медленно жую, пытаясь выяснить, что мы здесь делаем.

– Ты хочешь больше?

– Да, - отвечаю я.
– Если есть больше, я должна знать.

Он выпячивает подбородок немного вперед, будто это задевает его. Уверена, он рассчитывал на то, что вобьет клин между мной и моей любовью к Джеймсу, но это не может быть концом истории. Должно быть больше.

– Мне нужно услышать все, - произношу я.
– Если все это было ложью, тогда мне нужна правда. Я не могу принимать решение, полагаясь на вранье.

– Я это знаю, - начинает он, снова глядя на еду.
– Поэтому я здесь.

– Значит, расскажи мне остальное.

– Один тренировал ее драться. Он учил ее убивать. Учил лгать, красть и обманывать. Он превратил ее в одну из нас. Но прежде чем все это случилось, маленькую девочку нужно было успокоить. Ее вырвали из дома. Оторвали от семьи. Она ничего не делала, кроме как плакала неделями. Месяцами. И Джеймс был тем, кто привел ее в норму.

– Как?
– Я рисую картину этой потерянной малышки, плачущей по своей семье, запертой где-то в темном и страшном месте.

– Он солгал ей, Харпер. Он лгал ей годы и годы. Говорил ей, как она отправится домой и увидит семью. Говорил, что она будет жить, как принцесса, если подчинится. Говорил все, что хотела услышать маленькая девочка.

– Сколько было Джеймсу, когда он сделал это?

Винсент пожимает плечами и, предположительно, считает годы.

– Это началось в шестнадцать и продолжалось, пока ему не исполнилось восемнадцать или девятнадцать.

– А затем в один прекрасный день мы с Николой встречаемся? Именно с ней?

Винсент пялится на меня, но ничего не говорит.

– Потому что, как по мне, выглядела она нормально. По факту, она говорила, словно самовлюбленная богатая девочка. Ты сказал, что она - наемник. Ей хорошо, полагаю. Как и Нику. Как и Джеймсу. Это просто работа, Винсент. Это то, что они всегда нам говорят? У всех в Организации есть задание. У меня есть задание. Я должна выйти за тебя и родить детей. Ты хоть спросил меня, хочу ли я детей? Что если я не хочу ходить на совещания директоров? Что если я хочу быть морским биологом? Или кинологом? Может, я бы предпочла быть кем угодно, только не этой девочкой, сидящей в этой тупой, похожей на ресторанную, кухне. Может, жизнь Николы лучше, потому что она наемник. Ты вообще спрашивал ее? Может, Джеймс сделал правильную вещь, отняв ее у той нечестивой матери. Ты хоть думал об этом?

Я пялюсь на него, и он улыбается, наклоняясь для поцелуя.

– Ты, и правда, рыба-лев, ты знаешь это?
– А затем его язык скользит в мой рот, а его руки тянутся к моему затылку, удерживая меня на месте. Я открываю рот для него, отвечая на его просьбу, он стонет и обхватывает меня обеими руками. Подвигает табурет ближе к себе, скользя одной рукой вниз, чтобы сжать мою задницу, а второй крепко удерживая меня за затылок.
– Я хочу тебя так чертовски сильно. Хочу перевернуть тебя и трахнуть прямо сейчас.