Я вернусь через тысячу лет

Давыдов Исай

Правда, Женька держался в “Малахите” очень спокойно и солидно. И вполне профессионально работал в нашей лагерной киберлаборатории. Но работал без блеска, без выдумки – ни одной новой идеи. Впрочем, ничего другого я и не ждал от него.

Он явно не добивался здесь славы, как добивался ее в школе – яростно и беззастенчиво. Он очень охотно аплодировал здесь другим – например, Али, который не раз будоражил “Малахит” своими новыми скульптурами и декоративными панно.

У Женьки уже была готовая слава талантливого изобретателя, и многие ждали от него

новых изобретений, и я не раз слышал, как его спрашивали:

– Над чем работаешь сейчас?

Женька в таких случаях загадочно улыбался и отвечал:

– Если получится – узнаешь. А не получится – чего болтать?

Он был скромен. Он так и держался – скромным гением. У него это получалось.

Но я был совершенно, я был абсолютно уверен, что ничего нового он не выдумает, ни над чем в одиночку не бьется.

Зато бился я. После гибели отца, после того, как все определилось и накрепко сложилось у нас с Бирутой, я работал очень много и сделал все, что должен был сделать на Земле.

Три месяца назад я передал Уральскому промышленному управлению радиофоны с запоминающим устройством на десять номеров. У них стандартный размер и стандартные длительность и дальность действия. И их батареи ни в чем не уступают прежним, хотя меньше и легче их.

– Задали вы нам работы! – сказал мне представитель управления. – Теперь ведь надо перестраивать производство!

Первую партию новых аппаратов обещали сделать быстро – к нашему отлету. Так что мы увезем с собой на Риту радиофоны с моими “поминальниками”.

Об этом говорили по радио и, как когда-то Женьку, таскали меня на телестудию. После передачи Женька Верхов первый подошел и поздравил меня.

– Вот видишь, – сказал он. – И ты добился! Я же тебе предрекал!

Он предрекал совсем другое. Но я не стал уточнять – кивнул ему и отошел. До сих пор неприятно с ним разговаривать. Довел я до конца и коробочки эмоциональной памяти. У меня уже есть пять штук с обратной связью – от коэмы в мозг. Нигде больше нет таких. Но о них я пока не говорю. Не хочу шума. Не хочу, чтобы вспоминали об “изобретении” Женьки и объявляли меня его последователем или даже учеником.

А ведь могут! Потому что никто не знает, как было все на самом деле. Никто, кроме Тани.

Это она еще в начале девятого класса подкинула мне книжку старинного фантаста, которую читал Михаил Тушин на корабле “Урал”. Тот фантаст выдумал коробочки эмоциональной памяти. Но в его время их не могли сделать – не было отправных приборов, не умели улавливать и анализировать биотоки. А в наше время – умеют. И различные схемы анализатора биотоков широко известны. И я решил воспользоваться ими, чтобы создать коробочки эмоциональной памяти, о которых мечтал тот фантаст.

Вначале у меня ничего не получалось. Диктуешь, диктуешь в такую коробочку, а потом подключишь ее к экрану – и никакого толку. Одни тени! Обычный анализатор биотоков дает линии, а у меня – тени. Вся и разница.

Потом я сообразил сосредоточить все приемники биотоков на кончиках пальцев, где больше нервных окончаний,

где они гуще. И на экране стали появляться картины. Смутные, но понятные. Даже Таня попробовала. Она записала в коробочку нашу первую поездку на Пышму. Ту самую поездку, во время которой я и обещал, что не полечу один на Риту. И, хоть запись еще выглядела на экране нечетко, – это все же была запись. Коробочка работала. Мечта старинного фантаста становилась жизнью. Однако все это было лишь полдела. Ведь воспроизведение записи должно быть не на экране, а в другом мозгу. И я взялся сразу за второй этап, надеясь, что промежуточные стадии обработаю потом, когда будет решено главное.

А Таня не выдержала – похвалилась моей работой у Ленки Буковой. Рассказала и о том, что я делаю, и, главное, что приемники биотоков я собрал на кончиках пальцев. У меня месяцы ушли, пока додумался до этого... И Ленка и Женька, который был у нее, слушали Таню вроде бы рассеянно, без особого интереса. Но уже через три месяца после этого разговора Женька принес на городскую юношескую техническую станцию красивые гладкие коробочки и красивый небольшой экран в строгой черной рамке и продемонстрировал свои первые записи – турпоход по Байкалу и дорогу на Рицу. Ничего записи! Я потом смотрел. Зрительная память у Женьки приличная.

На станции, конечно, подняли крик. Гениальное открытие! Вызвали нашего директора и учителей. А потом собрали все школьные киберлаборатории города. Вот на этот, второй, сеанс я и попал. И Таню привез с собой.

Эффектно было! И Женька был эффектен. Высокий, полный, благообразный, очень строго одетый. Лицо бледное, губы горят, темные глаза широко открыты... В общем, типичный гений. Так сказать, одухотворенное лицо.

А может, он тогда просто боялся? Боялся, что я публично брошу ему в это самое одухотворенное лицо то слово, которого он заслуживает...

Или Таня бросит.

Наверно, Таню он боялся больше, чем меня.

А как хлопал глазами наш рыжий Юлий Кубов, руководитель школьной киберлаборатории! Еще бы – такой талант проглядел!

Конечно, Юлий Кубов знал, что я вожусь с коробочками. И даже ворчал на меня за то, что я забросил радиофоны. Но чего я в коробочках добился, чего не добился – он пока не ведал. Не контролировал нас по мелочам. А я не бегал к нему с мелкими вопросами. Сам искал.

Поэтому я и не удивился, что Юлий хлопал глазами: такое странное совпадение – один начинал, другой закончил... Поэтому он и промолчал – слишком мало знал, чтобы говорить.

Но, разумеется, больше всего Кубов удивился Женьке. Ведь Женька ни разу не был в нашей киберлаборатории. И никогда не увлекался электроникой. И, по общему мнению, знал ее не больше, чем положено по школьной программе.

Но когда подброшена идея, когда ясен принцип и кем-то уже обойдены подводные рифы, когда общеизвестны схемы отправных приборов – отчего не сделать? И не завоевать себе славу гения?.. Так сказать, по дешевке... Авось пригодится.

Эта слава пришла к нему быстро. Как горный обвал.