Я воевал в Корее(Записки английского солдата)
Шрифт:
Глава 10
Затишье
В марте исполнилось полтора года, как я служу в армии. Хотя призывали нас именно на этот срок, до конца службы было еще далеко: по прибытии в Корею солдатам объявили, что придется прослужить целых два года. Неужели недостаточно того, что мы попали на фронт? Зачем же продлили срок службы? А те, кто проходили службу на родине, избавлялись от этого дополнительного срока! Естественно, солдат не радовала принудительная задержка. Нам оставалось только роптать на судьбу и смириться.
Мы поднялись в горы по крутой и разбитой проселочной дороге,
Правда, солдаты были отлично подготовлены к выполнению трудных задач, но этот переход потребовал от них максимального напряжения сил.
Штаб нашего батальона разместился в одной маленькой деревушке всего из трех домов, обитателей которых попросту выгнали. В доме, занятом под командный пункт, установили американскую керосиновую печку. Однажды около нее сидела группа офицеров. Они так раскалили печь, что загорелась соломенная крыша. Дом сгорел дотла. Офицеры не испытывали никакого стыда за свой поступок, а просто восприняли это происшествие как шутку и спокойно перебрались в другой дом.
Пожар уничтожил все имущество большой семьи: дом, обстановку, одежду, продукты, ценности. Я помню, как несчастные люди прибежали к своему жилищу, на их глазах превратившемуся в груду пепла.
Как ни странно, не все наши солдаты понимали, что значит остаться без крова. Даже в такую минуту они не разрешили корейцам спасать остатки имущества. Хозяев дома гнали прочь под тем предлогом, что здесь «военная зона». Разве не ясно, какое впечатление произвели на корейских крестьян их «освободители»?
Вредить местному населению мы перестали только тогда, когда ушли далеко в горы, где не встречали ни жилищ, которые можно было разрушать, ни жителей, над которыми можно было издеваться.
Снова стало очень холодно, пошел снег, подул пронизывающий ветер. Видно, мы несколько преждевременно обрадовались весне. Наши позиции находились на высоте, где гулял сильный ветер, и единственным укрытием было несколько голых деревьев. Чтобы спастись от холода и ветра, пришлось спешно рыть блиндажи.
Китайцы оказывали упорное сопротивление: в горах они чувствовали себя в своей стихии.
Наш полковник побывал в отпуске в Японии. Ему была оказана невиданная честь — его принял сам Макартур. Вернувшись, полковник рассказывал не столько о планах на будущее, сколько о Макартуре и о том, что тот ему сказал. Очевидно, у Макартура состоялось совещание старшего офицерского состава американской армии. На открытии совещания Макартур заявил, что хотел бы представить присутствующим отличившегося в боях солдата и воздать ему должное. Офицеры повернулись, ожидая увидеть сверхчеловека. Каково же было их удивление, когда героем оказался наш полковник. Ему вручили знамя с вышитыми на нем именами солдат и офицеров нашего полка, погибших в Гонконге в боях с японцами во время второй мировой войны.
В начале марта один из моих корейских друзей, наш переводчик, ушел из батальона и вернулся к себе домой. Он не мог больше выносить издевательское отношение наших солдат и офицеров.
Он уже не раз просил отпустить его из полка, но ему отвечали, что тогда у него отнимут все обмундирование. Это было возмутительно. Ротный командир не проявил к нему
На нашем правом фланге находился греческий батальон, который наряду с австралийцами и канадцами пользовался у нас неплохой репутацией. Канадский батальон теперь входил в состав нашей бригады.
По ночам все еще было очень холодно, но дни стояли теплые, солнечные. Удивительно живописно выглядели лесистые горы, когда солнечные лучи, пробиваясь сквозь деревья, падали на сверкающий снег. Постепенно «оттаивая» после суровой зимы, мы жадно вдыхали свежий воздух, насыщенный чудесными ароматами деревьев. На одном месте сидеть не приходилось — чуть не каждый день совершали переходы.
Как-то мы проходили через деревню, сожженную напалмом. Мы видели обуглившиеся, изуродованные трупы крестьян. Напалм — страшное оружие, и война вовсе не дает права прибегать к средствам уничтожения, которые несут самую мучительную и ужасную смерть. Если уж так необходимо убивать, можно найти немало других способов. Летчики поливали напалмом мирные города и деревни без всякого разбора. Мы убедились, что от напалма страдают прежде всего и больше всего мирные жители. Напалмовые бомбы должны быть запрещены!
В гористой местности наступать трудно. Нам приходилось карабкаться по горам высотой от тысячи до двух тысяч метров. Особенно тяжело было резервистам, которыми пополнились наши роты. Многим из них, прошедшим через испытания второй мировой войны, было уже под тридцать, и они с трудом поспевали за молодежью. Естественно, это снижало нашу подвижность. Усилилась заболеваемость среди солдат. Не меньшим бичом было также постоянное недосыпание и плохое питание.
Тринадцатого марта нас сменил американский полк. Колонна полка растянулась на несколько километров, и американцы собирались на автомашинах добраться чуть ли не до самых позиций, но вскоре убедились, что даже их знаменитые «виллисы» не могут преодолеть крутые горные подъемы. На сей раз им пришлось воспользоваться собственными ногами.
Наконец мы с радостью узнали, что поступаем в резерв корпуса. За полгода непрерывных боев нам впервые предоставили официальный отдых. Попасть в корпусной резерв было большой роскошью — на это могли рассчитывать только части, особо отличившиеся в боях. Значит, командование оценило наши боевые качества.
На юг мы поехали на грузовых автомашинах и, предвкушая долгожданный отдых, стали уже забывать о морозах, которые так измучили нас. Ясное, безоблачное небо и красивые пейзажи поднимали настроение солдат. Непрерывные переходы и систематическое недосыпание измотали нас, и мы мечтали только об отдыхе.