Я – Ворона
Шрифт:
— А слуг казнят? — спросила я без всякой задней мысли.
Вопрос возник, когда звездочку уже выудили и высушили (тепловые пушки и пара фенов). Ян отсматривал материал, решая, все ли его устраивает, или надо переснять. Бу рулил камерой, цепляя дальние планы. А слуги, которые положены любой, даже проклятой принцессе так и не появились.
— Зачем? —
Я постаралась донести до него свою мысль. Мол: слуги вообще-то прощелкали факт падения в воду своей госпожи. Даже если она от них сбежала, допустим, их вина все равно ощутима. Взрослые девицы не сумели угнаться за двухлетней мелюзгой. Позор, разве нет?
— Согласен, — легко дал одобрение щегол. — Добавим избиение служанок палками. Принц и распорядится. Его слуга и евнух исполнят.
— Разве это не слишком… — материализовалась тень черной овцы.
— Всего пара ударов, — пожал плечами Ян Хоу. — А потом принц вступится за девушек перед ваном, скажет, что уже наказал их. Так их не запорят до смерти. Принц сначала покажется злым, затем мы развернем сложившееся впечатление о нем. Наказание на самом деле защита. И да, то, что момент не продуман, сигнал господину Ма. Надо работать лучше, внимательнее к деталям.
Я согласна с наездом на конину гадскую. Учитывая, что сценарий переписан, по сути, с нуля, там от начальной версии остались рожки да ножки, ошибки и недоработки будут всплывать то и дело. Они неизбежны. Но выявлять их и исправлять «по ходу пьесы» — его работа. А Ма опять где-то шляется, прикрывая свое отсутствие тем, что на площадке есть младший сценарист.
Служанок (тех самых, что с ней к храму-под-облаками подымались) реально бьют палками. По два удара на каждый кадр: один с солидной высоты, размашистый и хлесткий. По бревну, затянутому тканью а-ля прикид служанки. Второй легкий, не травмирующий. Под одежду поддет утолщающий слой.
Девушки плачут и стонут, причем плачут, как мне кажется, вполне натурально. От обиды. Их к такому жизнь не готовила, а тут я со своими замечаниями. Я ведь уже говорила, что жизнь — это боль? Готова повторять сию истину часто-часто.
Следующий эпизод идет с участием принца-поэта (так его зовут, когда стараются не оскорбить). Он-то гулял по живописным дворцовым уголкам не просто потому, что вздумалось. У принца, он же князь, назначена встреча.
На дорожке у самой оконечности пруда стоит одинокая девушка. В волосах цветы и заколки, но не такие изысканные, как у сестры Се-гуна или маленькой принцессы. С царицей даже сравнивать не стоит. Наряд хоть и ярок, но это просто ткань с узором. Ничего выдающегося.
А вид — потрясающий. Беседка на другом берегу, красные клены, плакучие ивы, много цветов. Водичка — просто акварельная. Чистая, насыщенного цвета. Жаль, я не художник. Словом, фон такой, что девушку можно лицом-то и не поворачивать. И так замечательно.
— Почему не прислала служанку?
Принц-поэт
— Князь, — голос низкий, вкрадчивый. — Как ваше здоровье? Слышала, вы обращались к лекарю.
— Ты поэтому пришла сама? — не оставляет сомнений в знакомстве принц. — Не волнуйся, я в порядке. Ты узнала то, что я просил?
Девушка степенно кивает. Мужчина делает шаг вперед, оказываясь ровно над ней. Он выше: подбородок на уровне кончика уха. Поэтому ему приходится наклоняться, когда дева что-то шепчет, прикрывая ладонью рот.
Потом он уйдет. Она нагнется, сорвет с куста бутон. Подойдет к пруду, вытянет руку. Сожмет ее так крепко, что лепестки смятого цветка посыплются в воду. И уйдет вдаль по окаймляющей пруд дорожке. Так и не обернется, не покажет лицо.
— Стоп. Снято, — обрывает магию грациозных движений актрисы и отблесков солнечных лучей на бирюзовой глади Ян. — Перерыв на обед.
— Фу-уф, — трясу головой.
Понимаю, что это снова была эстетика ради эстетики. Но как же это было завораживающе прекрасно! Я прямо-таки будто сама погрузилась в это плавное художественное повествование в красочном видеоряде. И да: ужасно хочется узнать, что там будет дальше. Конечно, я могу воспользоваться спойлерами: у меня тут как бы мать моя китайская женщина с доступом к сценарию. Но интереснее узнавать в процессе.
— На площадке при входе ждет кейтеринг, — громко оповещает всех телохранитель звездочки. — Госпожа Лин будет рада, если все присоединятся к обеду.
— Мама? — оборачиваюсь к своей кормилице.
Мне так-то все еще не выпала возможность легализовать свой слабый английский. Так что деточка как бы не понимает.
— Выездное питание, — отвечает Мэйхуа. — Из ресторана привозят еду. Должно быть, это вкусно.
Киваю: всяко вкуснее, чем ассорти закусок с рисом в каждодневных «боксах».
— А у нас что-то есть? — осведомляюсь. — Свое?
Тут все же не те условия, чтобы переносную кухню организовывать. Но вроде бы моя замечательная паковала с собой с утречка что-то. Учитывая, что мы выдвинулись из отеля в три утра, я не очень понимаю, когда она спит. А с вечера, помню же, еще и с вышивкой сидела.
— Суп и чай, — с извиняющимся видом достает она из баула термосумку и термос.
— И посуду тоже доставай, — командую. — Чу, ты можешь сходить. Туда.
Помощница делает испуганное лицо (снова). Светлеет, аки солнышко, когда видит третий набор приборов. Наш пикник у псевдоисторического водоема проходит тихо и мирно. Втроем, все остальные ушли. И хорошо.
Никто не чавкает над ухом, не болтает с набитым ртом. Чу в этом плане молодец. Но она по жизни все делает тихо, как мышка. Наверное, чтобы не прилетело за неосторожное движение или звук. Я так поняла по оговоркам, что в ее семье всякое случалось. Но напрямую она не жаловалась, а теребить душу, чтобы свое любопытство потешить? Нет, спасибо, воздержусь.
После еды Чу пошла выбросить одноразовую посуду. Мама достала записную книжку и начала рисовать. Пейзаж красивый, для шелковой картины очень даже подойдет.