Я выбираю счастье
Шрифт:
Анастасия тем временем в спальне привела неопытными руками в порядок ребенка: выбросила грязный подгузник, пошла в ванную, вымыла теплой водичкой покрасневшую попку ребенка, грязное заплаканное личико, вычистила носик, закутала малыша в чистые мягкие простыни. Она узнала мальчика. Это был Сашуля, сын Лизы. Это его она держала на руках несколько дней назад. Значит, не убили мальчика. И не убьют. Анастасия не даст этого сделать. Мальчик начал опять капризничать, водил ручонкой по её груди, тыкался носиком. Малыш хотел есть. Женщина решительно направилась с ним в просторную кухню. К её счастью, повариха
Когда Жора вновь пришел в спальню, Анастасия ложечкой кормила шестимесячного малыша жидкой манной кашкой, что сварила повариха, которая тоже жалела плачущего ребенка, глотала слезы на кухне, слыша его плач, но не осмеливалась подойти и покормить. Малыш с жадностью ел кашу, сердито урчал, если Анастасия не успевала вовремя поднести ко рту ложку с кашей. Он съел всю тарелочку. Попил немного кипяченой водички, что посоветовала дать повариха. Ребенка не кормили уже часов двенадцать, он был приговорен к смерти за то, что его мать много лет назад бросила Жору, осмелилась уйти к другому. И опять в лице Жоры, глядящего на Анастасию, кормящую ребенка, на какую-то минуту мелькнуло обычное человеческое чувство.
– Когда-то также меня голодного кормила Агаша, наша домработница, моя бессменная нянюшка, - заговорил Хан.
– Матери я был никогда не нужен. А Агаша накормит, приголубит. Сколько я себя маленького помню, столько помню и Агашу. А после смерти отца мать забрала меня себе и выгнала мою Агашу. Агаша жила бедненько, но я все равно бегал к ней. Что у нее была за пенсия, мизер, но мне конфетку покупала и кашу манную варила. А еще макароны с сыром. Я любил манную кашу и макароны... Я же никому не нужен в этом мире, ни с деньгами, ни без денег... Вот разве что ты меня жалеешь...
– Жалею, Жора, жалею, - согласилась Анастасия.
– Вот и ты пожалей ребенка. Не будь зверем.
– Пожалею, - прищурился Хан, но уже недобро, его пораженный разум придумывал как не отпустить актрису, удержать при себе навсегда, чтобы она сама согласилась быть всегда с ним, с Жорой Ханом, и он повторил.
– Пожалею... При одном условии.
– Каком?
– Ты согласишься стать моей женой...
– Мы уже говорили об этом, - оборвала Жору Анастасия.
– Я сказала тебе, что думаю...
– Говорили, но не договорились, - Жора смотрел в упор на актрису.
– А условия таковы. Ты - моя жена, а не любовница. Кино бросаешь навсегда. Хватит другим на тебя пялиться... У тебя никогда не будет любовника. Ты всегда будешь мне верна. Мы уедем за границу.
– А ребенок?
– Ребенок станет нашим сыном.
– У меня будет сын, - неожиданно для Жоры Анастасия радостно улыбнулась, она бы сейчас согласилась на все, лишь бы спасти ребенка, поэтому актриса от души сказала про сына.
– Так на хрена мне нужны любовники? Ребенок лучше. Я согласна стать твоей женой, Жора.
Жора опять был поражен этой женщиной. И неожиданно предложил:
– А давай в последний
Анастасия ему сегодня, здесь была не нужна. Как бы ни доверял ей Хан, лишние свидетели только мешали его планам.
– Сейчас, уложу ребенка, - отозвалась женщина.
– Хотя я могу и с ним на руках постонать... О, Жора, Жора, Жора... О-о-о, продолжай... О-о-о-о-о, только не останавливайся, - и неожиданно зашипела: - Чего стоишь столбом? Кровать тряси!
Мужчина спохватился и запрыгал по кровати. Жора и Анастасия привычно поорали, поскакали, сытый ребенок, как это ни странно, уснул под их вопли на руках женщины. Но вот Анастасия пронзительно вскрикнула в последний раз, Жора подпрыгнул, тоже ахнул и привольно раскинулся на кровати. Оба молчали, якобы отдыхая. Потом Хан жестко сказал:
– Вот что, Королева, моей будущей жене здесь не место. Я на днях жду незваных вооруженных гостей, будет горячо. Сейчас тебя мой водитель увезет отсюда. Может, не убьют меня в ближайшие дни или даже годы, или когда-нибудь сбегу из какой-нибудь тюрьмы, колонии, надо будет на дно лечь, приползу к тебе раны зализывать, отсиживаться. Будешь ждать меня.
В его голосе звучал непререкаемый приказ. Анастасия и не собиралась возражать. Главное, выбраться отсюда.
– Хорошо!
– не раздумывая, согласилась актриса.
– Я буду тебя всегда ждать. Я и наш сын. Ребенка я беру с собой.
– Нет, - голос Жоры был угрюм, - сопляк останется здесь. Он залог того, что меня не будут спешить убивать. Я отпускаю тебя одну.
– Жора, не бери грех на душу, - жалко взмолилась Анастасия.
– У тебя и так много черных пятен на совести. Выведи меня незаметно, чтобы никто не видел, что ты отпустил меня с ребенком. Ведь у тебя в доме несколько выходов... А я тебе сейчас быстро изображу плач мальчика. Вот запишу на диктофон. Ты включай время от времени. Пусть твои люди думают, что ребенок здесь, в спальне твоей, ведь сюда никто не решается заходить.
И талантливая актриса, быстро подключив диктофон, на котором были записаны их с Жорой сеансы любви, произвела детские беспомощно-пронзительные крики. Малыш даже и не проснулся, спал крепко, не слышал. Жора все это выслушал, выключил диктофон и сказал:
– Нет. Ты уйдешь одна. Возьмешь деньги, которые я тебе дам. Спрячешься у своей родственницы в Осинках. Отцу своему и его жене ничего не говори. Ни к чему генералу все знать. Он у тебя решительный, может и пристрелить, я-то знаю, - Жора криво усмехнулся, он как-то столкнулся с генералом и получил отпор.
– Я потом приду за тобой и деньгами.
– Жора, а как же мальчик? Ты же сказал, что он будет нашим сыном, - в глазах женщины сверкнули слезы. Она не теряла надежды уговорить жестокого Хана пожалеть малыша.
– Будет у нас сын, но другой. Сама выберешь, из любого приюта, любого ребенка, хоть негра. А может, буду с тобой жить, и меня сумеют вылечить. Тогда моего сына родишь. Этого же сопляка я обещал убить еще до его рождения. Жора Хан выполняет свои обещания. А сейчас клади сюда деньги, чтобы никто не знал, что ты их уносишь.