Я захватываю замок
Шрифт:
Я села на ступени и зарыдала.
— Господи, Кассандра! — прохрипел отец. — Тебя задело?
Прильнув к щели, я крикнула:
— Нет, я цела и невредима! Но, пожалуйста, прошу, не бей тарелки, съешь сначала ужин! Ну почему бы тебе хоть что-то не написать? Попробуй! Пусть даже «раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять». А там и вдохновение придет.
И еще горше залилась слезами. Томас потянул меня за руку и повел вниз.
— Не стоило с ним так… — рыдала я по пути к замку. — Выпущу его ночью, даже если он нас убьет.
— Не
Когда начало смеркаться, брат приготовил отцовскую пижаму, халат и зажженный фонарь.
На насыпи царила тишина.
— Томас, а вдруг он размозжил голову о стену?! — в ужасе прошептала я.
И тут до нас донесся слабый — столь ободряющий — аромат сигары.
Мы осторожно открыли дверь. Отец сидел за столом. Услышав скрип, он быстро обернулся: в одной руке карандаш, в другой сигара.
— Блестящая идея! Сработало! — хрипло, но радостно прокричал он. — Свершилось чудо! Я начал роман!
— Замечательно! — ахнула я.
— Великолепно, — спокойно проронил Томас бесцветнейшим голосом. — Можно взглянуть, что ты написал?
— Разумеется, нет! Вы не поймете ни слова. Но я начал, честное слово. А теперь выпустите меня.
— Уловка… — шепнул брат.
— Сколько страниц ты написал? — спросила я.
— Э-э-э… не очень много… Час назад начало темнеть, а нужен свет.
— С фонарем дела пойдут веселее, — Томас начал спускать фонарь.
Отец снял его с веревки и убедительнейшим тоном проговорил:
— Томас, даю слово, я работаю. Смотри! Видишь? — Он поднес к свету лист бумаги и тут же его отдернул. — Кассандра, ты сама пишешь! Знаешь, на что похож первый набросок. Черновик обычно, скажем, не впечатляет. Черт, я ведь начал только после ужина! Кстати, отличный ужин, спасибо. Давайте скорее лестницу… Хочу добраться до караульни и засесть на ночь за роман.
— Лучшего места, чем башня, для работы не придумать, — ответил брат. — Переход до караульни собьет весь настрой. Вот пижама, халат… Лови! Я приду рано утром. Спокойной ночи! — Он закрыл дверь и твердо взял меня под локоть. — Идем, Кассандра.
И я послушно дала себя увести.
Я верила отцу, верила, что наше «лекарство» подействовало, но эффект следовало закрепить. Отец явно находился в здравом уме, твердой памяти и контролировал себя; в таком расположении духа его можно было спокойно оставить на ночь в башне.
— Неплохо бы устроить дежурство, — задумчиво проговорила я. — Вдруг он подожжет постель или еще что случится?
Дежурить решили в две смены. После короткого беспокойного сна ровно в два я сменила Томаса. Бегала к башне каждый час; примерно около пяти услышала слабое похрапывание.
В семь разбудила брата. Хотела пойти к отцу вместе с ним, но пока была в туалете, он улизнул. Встретились уже на мосту, когда Томас шел обратно. Брат заверил, что с отцом все в порядке;
— Кстати, по-моему, работа и правда закипела. Когда я открыл дверь, он что-то писал за столом. Ведет себя спокойно, на просьбы отзывается, даже заранее собрал в корзину тарелки от ужина. Просит завтрак.
Всякий раз, спуская отцу еду, мы заставали его за столом — он лихорадочно исписывал страницу за страницей. По-прежнему просит его выпустить, но долго не настаивает. Вечером, когда мы принесли фонарь, он сказал:
— Давайте, давайте… Для того меня и замуровали.
Не блефует же он так долго? Я бы выпустила его нынешней ночью, но Томас хочет сначала увидеть черновик.
Время близится к четырем. Брата в два я не разбудила, хотела закончить главу. Бедняга совсем обессилел, спит как убитый (здесь же, на диване). По его мнению, сегодня вообще не стоило дежурить, но я настояла: во-первых, тревожно за отца; во-вторых, падает барометр. Вдруг ливень? Мы ведь не каменные, правда?
И все-таки Томас тверже меня. Спустил отцу с фонарем зонт.
Каждый час я выглядываю в южное окно, из которого открывается вид на башню. В северное просматривается аллея. Обзор хороший — потому мы и ночуем в караульне. Хотя кто забредет в замок посреди ночи? Никто, тут и гадать не надо. Тем не менее, чувствую себя настоящим дозорным. И шестьсот лет назад здесь несли вахту…
В очередной раз подхожу к окну. Странно… В ярком лунном свете каменная громада не такая уж мертвая. Понимают ли древние стены, что в их объятиях снова дремлет пленник?
Четыре утра. В нескольких дюймах от моей руки оживают мамины часы — сидящий на корточках человечек поглощен важным делом.
Томаса, похоже, и пушечный выстрел не разбудит. Почему-то рядом со спящими людьми кажется, будто вы в разных мирах. Элоиза гоняется во сне за кроликами: поскуливает, подергивает лапами… Аб, немного почтив нас своим присутствием, после полуночи отправился на охоту.
Отца завтра нужно выпускать, непременно.
Даже если он не покажет наброски?
Вчера вечером, когда мы спускали в башню фонарь, у него было такое необычное лицо… Точно у святого, которого посещают видения. Может, из-за отросшей щетины?
Главу я дописала. Разбудить Томаса или не стоит? Сна у меня ни в одном глазу. Погашу-ка лампу, посижу при луне.
Все равно светло. Помню, как записывала ночью первую главу дневника. Сколько всего с тех пор произошло!