Я завтра улетаю
Шрифт:
Он снял с нее штаны. Затем трусы. Я закрыл глаза, перестав дышать. Пусть хоть что-нибудь случится! Пусть рухнет дом, на крыше которого мы сидели. Пусть что-нибудь случится, что заставит замолчать Ксюшу.
Он раздвинул ее дрожащие ноги, расположившись между. Юный, глупый паренек. Ему было 17! Ксюша прикрыла руками грудь, едва дотянувшую до второго размера. Он возбужденно ерзал, терся пахом о ее промежность. Меня тошнило. Я воочию слышал, как его пубертатные волосы, жесткие, скрученные в неровные спирали и штопоры, терлись о ее гладко выбритый лобок. Я еле сдерживался, чтобы не изрыгнуть пустоту утреннего завтрака. А Ксюша неумолимо продолжала свой нечеловеческий рассказ, ближе прижимаясь ко мне, шепча уже практически на ухо. Я же сидел ни жив, ни мертв. Господи, как я хотел посмотреть мультики или даже Фредди Крюгера!
Он напряг свое подростковое достоинство и устремил на цель. Он двинул бедрами, уткнувшись в ее лоно. Движение
Ксюша злорадно, самолюбуясь произнесла, что теперь она – не девственница. Я забыл об алгебре и физике. Я забыл о биологии и химии. Ксюша была горда собой, так ей нравилось рассказывать об этом. Она снова и снова спрашивала меня, понимаю ли я как это здорово.
Я спросил ее, почему она решила расстаться с невинностью именно так. Почему первый встречный, а не любимый человек? Она улыбнулся в ответ. Потому что он понравился ей. Потому что у него милая родинка на щеке. Потому что у него симпатичное лицо.
А потом оказалось, что у него была девушка. Парень решил порвать с ней из-за Ксюши. Они снова встретились на Фрунзенской. Ксюша подъехала как раз к тому моменту, когда Максим прощался со своей возлюбленной. Та передала его в руки Ксюши как некий артефакт, попросив следить за ним, словно он – старинный хрустальный фужер на полках бабушкиного серванта. Придя домой, Максим помог Ксюше снять джинсовку, опустится перед ней на колени и с полными слез глазами, сообщил, что очень любит свою девушку и жить без нее не может. Ксюша улыбнулась и самоотверженно отпустила его, предварительно, конечно, воспользовавшись телами друг другом.
Я слушал ее рассказы. Я чувствовал, как она прижимается ко мне все ближе. На самых сакраментальных моментах ее голос срывался на густой, плотный шепот, страстный и отчужденный. А мне было противно это слушать, настолько противно, что я едва держался, чтобы не броситься к лифтам, сбежать с крыши откровений.
Я спросил ее, зачем она все это рассказывает мне. Я был ее другом. Вот в чем причина! И, действительно, мы так плотно общались. Мы всегда делились самым сакраментальным, тихонько хихикая. И почему я удивлялся тому, что Ксюша рассказывала мне о своих приключениях? Ведь вначале она рассказывала свои мечты о том или ином мультяшном герое. Став чуть постарше, в ее комнате стали появляться постеры взрослых мужчин, актеров и певцов. Ей нравилось смотреть на них. Я никогда не спрашивал себя, почему. Я просто воспринимал это как должное. Так ведь все девчонки делают! Они обязательно любят актера или певца, развешивая его физиономию по всей своей обители. Они страдают из-за недоступности любимой знаменитости, а потом постепенно у них появляются кумиры в реальной жизни. А я ведь друг. Разве я не выслушивал о мультиках и знаменитостях? Так в чем же сейчас дело?
Я спросил ее, не обидно ли ей от того, как сложилась ситуация. Не хотела ли она связать с ним свою жизнь и жить долго и счастливо? Ксюша рассмеялась. Ей было наплевать на Максима. Она заинтересовалась сексом. Ей было очень интересно попробовать, что же это такое – интимная связь между мужчиной и женщиной. Об этом так много говорят. И едва подвернувшийся парень сыграл роль стартера. Ксюше было достаточно, что он мужского пола, и он симпатичный и имелось желание. Она описывала свои страхи. Оказывается, ей было страшно, но я узнал об этом только когда спросил, боялась ли она.
Вечером я проводил ее домой. Ксюша пригласила меня к себе, как обычно посмотреть ужастики на ночь. Одной ей было страшно смотреть. Она боялась спать. А так я был рядом и Ксюша, обняв свою Китти, засыпала, будучи уверена, что теперь ни одна сущность ей не грозит. Но я отказался. Я сослался на прогулку с друзьями и ушел. Я больше не хотел слушать о сексе и Диме. Я устал.
Восьмой класс заканчивался. Ксюша становилась изгоем в классе. Учителя выгоняли ее с уроков за открытую насмешку вначале над предметом, потом уже над ними, над их личностями. Ксюша скатилась по оценкам на едва выплывающий минимум. Одни тройки. Со мной она перестала заниматься. Стоило мне предложить отработать тот или иной урок, как Ксюша смеялась и говорила, что с нее хватит. Она отказывалась запоминать нескончаемую громаду знаний. Ей надоело вставать по утрам. Ей надоело сидеть за партами и пытаться понять то, что ее совсем не интересовало. Она часто задавала мне вопросы, зачем ей нужно знать, как размножаются растения. Или зачем ей нужны равенства? Зачем ей знать массу и скорость не существующих машин? Взамен она тащила меня на улицу. Гулять. Свежий воздух даст гораздо больше, чем зазубривание бесполезных алгебраических функций. Я лазил по крышам вместе с ней. Я никогда не был против. Я лазил по крышам и подвалам вместе
Дни шли за днями. Последняя четверть опустилась как легкий утренний туман, который практически также незаметно исчез, но Ксюша успела продемонстрировать мне еще некоторые метаморфозы. Она закурила. Просто закурила. Просто вышла на перемене с одноклассницами. Они прикурили. Угостили и Ксюшу. Та не отказалась. Кашель мгновенно окутал ее легкие. Ей не понравилось то ощущение, которое она испытывала. Очень не понравилось. Но Ксюша не расстраивалась. Она затянулась еще. И еще. И еще. Она курила пока не перестала кашлять. А потом она просто курила. Я тут же кинулся отговаривать ее, уговаривать прекратить это пагубное дело. Ксюша протянула мне пачку и предложила попробовать. Мне непременно понравится, ведь это так здорово. Какая-то отдушина, палочка помогающая помечтать. Я достал сигарету из предложенной пачки. Была не была. Вспыхнул яркий, взвившийся вверх огонек и поджог сигарету, торчавшую у меня во рту. Я повторил все то же самое, что и было с Ксюшей. Вначале кашель, потом вроде интересно. Но потом последовал логичный вопрос: зачем?
Ксюша улыбалась. Она рвала все рамки, которые ей пыталось навязать общество, родители, этикет и какие-то нормы. Даже мои просьбы воспринимались ею порой отрицательно. Я старался не навязывать ей свои точки зрения. Просто проглатывал ее нежелание мириться с общественными устоями. Это ее право, в конце концов.
Потом она пьяная в хлам заявилась в школу. Я даже не сразу понял, что с ней. Ксюша начала говорить со мной, и я почувствовал запах, готовый сразить самого Антея. Мне пришлось, в буквальном смысле, схватить ее за руку и бегом бежать из школы.
Тогда она впервые пришла ко мне в гости. Раньше Ксюша не допускалась до моей убогой разваливающейся квартиры. Мне просто было стыдно приглашать даже самых отъявленных бомжей, не говоря уже о Ксюше. Я боялся за ее моральное состояние, за то, как она воспримет мою хибару после своей роскошной квартиры с дорогущим ремонтом. Но в тот момент, когда Ксюша висела у меня на руках, как ветхая старая половая тряпка, да и пахнущая так же, я просто не мог отправить ее домой. Если дома окажется кто-то из родителей до момента, пока она отрезвеет, то ее просто прибьют. Я отчаялся и уложил ее в свою кровать. Сам я сидел на кухне, курил сигареты, которые научила меня курить Ксюша. Сидел и думал. В моей комнате лежит пьяна в стельку девушка, моя подруга. В соседней комнате храпит отец перед ночной сменой, уже пожизненно пропахший спиртом. Как же мерзко! Я пнул стул. Стол. Хотелось треснуть по стене, что-то сломать, что-то уничтожить, но я не хотел издавать лишних звуков в малогабаритной квартире. Я не хотел разбудить никого из двух спящих пьяных тел. Я одно понимал, что ненавижу алкоголь. Ненавижу спиртосодержащие напитки. Никогда не притронусь к ним. Как громогласно, неправда ли? Я стал свидетелем, как из-за спирта рухнула жизнь моего отца и никак не мог понять: он не хотел видеть последствия или он до сих пор еще не понял, что все потерял? А теперь моя подруга.
Потом она снова уехала на дачу, всячески избегая открытого разговора. Я правда пытался донести до нее спиртуозную беду, которая может случиться, если так сильно отдаваться спирту. Ксюша вначале смеялась надо мной, говорила, что я, как всегда, слишком драматизирую. Потом начала злиться. Потом я понял, что я не ее родители и не имею права нарушать и вмешиваться в череду событий ее молодости. У меня не было права на это.
Когда ее не было рядом, мне было намного легче. Летом я не расслаблялся. Я пытался поднять весь материал, который очевидно упустил во время учебного года. Я слишком много времени провел на чердаках, крышах и в подвалах вместо того, чтобы заниматься тем, что мне было интересно. Ксюша – моя подруга, но она отстраняла меня, как только я выходил за рамки дозволенной дружбы. Она смело заявляла, что я не имею права мешать ей испытывать свою молодость. Вот так. Она испытывала то, чем владела, а я пока еще не понимал, что именно могу испытать сам. Я только недавно расхотел смотреть мультики. Я явно отставал в развитии от своей подруги. Мне казалось, что я во век не успею за ней. Она скачет галопом, пробует все, что попадается на пути, как дикая мышь, подбегающая ко всему, что лежит перед ней. Все, что не вызывало интереса, она тут же отшвыривала за ненадобностью. Зачем тратить время на то, что изначально просто не нравится, а вдруг потом еще тошнить начнет? Я же боялся так рисковать, мне требовалось гораздо больше времени, чтобы детально, досконально обнюхать найденный предмет. Я хотел подержать его в руках, почувствовать, каков он на ощупь. Лето промчалось и привело с собой еще более небывалую кучу рассказов и начало девятого класса.