Я жил в провинции...
Шрифт:
х х х
Весной 1989-го, как результат наметившегося потепления между СССР и США, состоялся совместный двухтысячекилометровый лыжно-санный переход с Чукотки через Берингов пролив на Аляску. В этой советско-американской экспедиции, получившей название "Берингов мост", участвовало 12 спортсменов, по 6 с каждой стороны. Освещать старт в Анадырь (столица Чукотки) из Москвы прибыла солидная группа наших и зарубежных журналистов. Я оказался единственным представителем периферийной, то бишь запорожской, прессы.
Трехсуточная командировка была насыщена впечатлениями: встречали прилетевший из Анкориджа (столица Аляски) самолет с посланцами Штатов (впервые после 1948 года, когда полеты через северную границу между двумя государствами прекратились); общался с членами экспедиции и местными жителями -
Самое же серьезное событие случилось на обратном пути в Москву, через 15 минут после того, как наш "ИЛ-62М" взмыл в небо. На высоте 2300 метров один из четырех авиадвигателей отказал. Я сидел возле иллюминатора и видел, как струя топлива, вырвавшись вдруг на волю, стала хлестать на левое крыло самолета. На трех двигателях лайнер 45 минут ходил кругами, сжигая и сбрасывая десятки тонн горючки, наличие которой при экстренной посадке чрезвычайно опасно. Когда сели на аэродроме того же Анадыря, самолет окружили красно-белым кольцом пожарные машины и кареты "скорой". Обошлось без последствий, через сутки с тем же экипажем мы возвратились в Москву. Но эмоции, пережитые на неисправном борту, помню. Их хорошо описал корреспондент "Комсомольской правды" Володя Козин в репортаже "Борт 86449: прошу вынужденную..." ("КП" от 7 марта 1989 г.). С Володей в гостинице "Чукотка" жили в одном номере, в самолете сидели рядом. Когда заглох двигатель, успокаивал коллегу рассказом о том, что мне в свое время была предсказана судьба, не связанная с авиакатастрофой. Володя отшутился: "Сядем удачно, напишу об этом в газете. И твои слова приведу". Не привел. А я не соврал ему. Очень-очень давно девочка-одноклассница по имени Венера, по национальности ассирийка, внимательно рассмотрела мою ладонь, после чего сказала: "Жить будешь долго, но в 50 лет тяжело заболеешь". Пока все сходится: в 49 с хвостиком у меня нашли онкологию, прооперировали. Живу.
х х х
Разбираю домашний архив. За каждой газетной вырезкой - свой сюжет, черты тогдашнего времени. Сотни вырезок "вобрали" всю мою жизнь. Вот публикация четвертьвековой давности из "Комсомольця Запоржжя" за 7.4.90 г. Название - "Як вчител взуття длили". Рубрика - "На жаль, сучасна сторя". Первый абзац: "Перед мною невеличкий папрець, подбних якому в Запоржж тисяч. Та колись, можливо, створюючи музей стор розвинутого соцалзму кнця двадцятого столття, вн перетвориться в ункальний експонат - свдоцтво досягнення у справ приниження людсько гдност. Це - талон на отримання одн пари взуття одню людиною. Талон дали мен як доказ дикого випадку, що трапився 23 березня з педколективом допомжно школи-нтернату 2 у примщенн середньо школи 60".
Дальше пишу о том, что на фирме "Обувь" директор одной из школ получил 220 пар импортной обуви, чтобы распределить её среди учителей. Но перед этим хотел спрятать 20 пар, в чем его коллеги и уличили. Пишу, как учителя интерната на глазах у детей дрались и ругались с педагогами другой школы. Как заведующий районного отдела народного образования "отмазывал" директора, утверждая, что его оболгали, а сам директор угрожал мне прокуратурой.
Подобные унизительные дикие ситуации происходили в просвещенной стране не так уж редко. Тотальным дефицитом продуктов и самых необходимых товаров (обувь по талонам лишь частный случай) запомнились последние годы жизни СССР людям моего поколения. В январе 91-го в Запорожье пришли автоколонны с гуманитарной помощью сначала из Оберхаузена (Германия), потом из Линца (Австрия). Впервые! Привезли детское питание, одноразовые шприцы, одноразовые хирургические перчатки, другой остродефицитный мединвентарь. Все это у городов-побратимов попросил наш горисполком. Уже по своей инициативе "капиталисты" собрали тысячи пакетов с едой для престарелых и многодетных, машину игрушек и новой детской
Но город захлестнула волна эмоций. Людей с обостренным чувством национального достоинства "заграничные подачки" унижали, малоимущие, пусть и гордые, принимали поддержку с чувством неловкости и сдержанной благодарности. Нашлись среди горожан и просто практичные, потребовавшие своей части гуманитарки за то, что их родителей во время войны угнали в Германию. Я подробно писал об этом в "Запорзькй Сч", где был тогда замредактора. Вот цитата из репортажа за 23.1.91 г.: "Опасался двух вещей: отечественного позорного столпотворения и смакования австрийцами наших трудностей (предупредили ведь, что будут снимать на фото и видео). Искренне рад, что дважды ошибся. Приглашения были разосланы семьям заранее. Люди подходили, становились в недлинную очередь, без суеты получали посылки. Кто с улыбкой, кто более сдержанно, благодарили. А вот что сказал доктор Г. Альфезамер, комендант гуманитарной автоколонны: "Наши люди хотят знать, куда конкретно попали вещи, купленные на их деньги. Только для этого мы снимаем, а не с целью унизить вас. Гарантирую, что съемка не имеет отношения к политике и пропаганде".
В тот же период в редакции "ЗапСч" произошла такая история. Фотокор газеты Петр Иваненко, вернувшись со съемок, внес в мой кабинет сумку, набитую хорошими и не всегда доступными рыбными консервами. Это было обычной практикой - выпрашивать в колхозах и магазинах, где по работе бывали газетчики, продукты для редакционных сотрудников. В этот раз, кроме консервов, Петя раздобыл две банки растворимого кофе, найти который в продаже было тогда практически невозможно. Консервы он предложил распределить между заведующими отделами, а кофе отдать мне и редактору. Я сказал: раскалывать коллектив нельзя, все продукты нужно разыграть в лотерею. Петя пожал плечами и отнес сумку к редактору, что с ней было дальше, не знаю. Свой авторитет в глазах фотокора я потерял, руководитель, не оценивший желания подчиненного выслужиться, был ему непонятен. Замечу: я недолго проработал в "Запорзькй Сч". По причине, скажем так, нравственной несовместимости с её руководителем. То, что он считал нормой, было для меня аморально. Не считаю нужным вникать в подробности - через несколько месяцев редактора из газеты убрали, спустя год или два он умер.
Историй, непонятных нынешней молодежи, происходило немало. А потом пришла Независимость. Но это уже тема другой главы.
Моя Украина.
Есть даты - в истории страны, в биографии каждого человека, которые не вытрет из памяти и полная амнезия. Ранним утром 19 августа 1991 года я оказался в московском аэропорту Внуково, куда прибыл из Петропавловска-Камчатского. Здесь, в ожидании самолета на Запорожье, услышал по телевизору сообщение о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению - ГКЧП. "В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Михаилом Горбачевым своих обязанностей Президента СССР", - сообщил диктор. Домой летел с нехорошим чувством, сложно произносимая аббревиатура внушала тревогу.
Что было дальше - в анналах независимой Украины. Политические события лета 1991-го, известные как августовский путч, через несколько дней "сдулись". Уже 24 августа внеочередная сессия Верховного Совета УССР провозгласила Акт о независимости, чем прекратила юридическое существование Украинской Советской Социалистической Республики. 11 октября того же года Акт был утвержден постановлением Верховной Рады. На всеукраинском референдуме, прошедшем 1 декабря в один день с выборами Президента Украины, за создание самостоятельного украинского государства высказалось более 90% граждан, принявших участие в голосовании.
Как сложится жизнь, отдельная от "старшего брата", никто до конца не знал. Большинство, в которое, конечно, входил и я, верило в быстрые и светлые перспективы. Так тогда, 25 лет назад, думалось. Кто предполагал, что разворот от совка к европейской цивилизации будет столь долгим и столь болезненным? Кто предвидел Майдан-2004, Революцию Достоинства-2014, российскую аннексию Крыма, изувеченный сепаратизмом Донбасс, гибридную войну с "братом"?
Разного масштаба события произошли за четверть века в судьбе каждого, кто дышал, жил, работал в нашей свободной, красивой "нэньке". О метаморфозах, случившихся в моей черепной коробке после августа-91, некоторых событиях, касающихся журналистики Запорожья, расскажу в этой главе. Но до того - еще несколько "допутчевых" автобиографических фактов.