Я. Книга-месть
Шрифт:
Попробую без пышной риторики, даром что я вития исключительный, обожающий звонкие
обороты и цитаты из классических классиков.
Я знаю о женской психологии больше, чем кто-либо другой. С другой стороны, я знаю о ней не
больше, чем об анатомии пингвинов. Такая вот материя – женская психология.
В сборищах, на ареопагах, синклитах разной степени интеллекта и пьяности пацаны, мужи, юноши обсуждают девушек, девушек, девушек. Кроме общих мест, например, женщина –специнструмент
эсхатологическому умозаключению, что все барышни помешаны на слове «барыш». (Правда, ловкая игра слов?)
Вы бы хотели жениться второй раз?
Да. Нет. Нет. Да. Да. Нет. Да. Нет. Да. Нет. Нет. Нет. Да. Да. Да. Вот когда это сойдется…
На любом парне, знакомящемся с цыпой, лежит отсвет обреченности. О нет, я не циник, я
реалист.
Девушки омерзительно прагматичны – за путевку в высшую лигу они способны к любой
мимикрии.
Я люблю их, но, любя, констатирую, что по части железной хватки в битве за преференции они
не знают себе равных.
Но за все, за все, за все приходится платить.
Как Пикассо на смертном одре произнес, прошептал: «Модильяни», так я на своем убогом
улыбчиво: «Шарлиз Терон!»
Что, Малахов, Киркоров, Матвиенко, Меладзе, Маршал, – съели?!
О, я познал ее блеск.
Теперь можно обратиться в пыль.
Мужчина, бьющий женщину, – чмо, пидор, ублюдок. Я всего раз был чмом, пидором, ублюдком.
Странно, но я знаю женщин, с этим утверждением не согласных.
Хорошо быть женатым. Но соблазны не деваются, а только усиливаются. Не пиздите, что не
так.
Мужчина, который работает, как я, все время, деградировать не может. Ему некогда просто.
Женщины врут, когда говорят, что уступят, если мужчина сумеет убедить их в своей правоте.
Чушь! Если даже они уступают, то это стратегия.
Мужские слезы – не всегда позор. В моем случае – никогда не позор.
Если ей не нравится ваш юмор – посылайте отношения на хуй.
Каждый мужик мечтает о шлюхах. Каждый.
Ни один конфликт не выявляет победителя.
Мужчина, который не занимается своим ребенком, плохой. Я – не очень хороший.
Женщина, которая дерзит собственной маме, – бегите от нее.
Напиваться иногда необходимо, до зюзи.
Мужчина-отец – самое гордое звание из всех, что я знаю.
Кокетство мужское тоже бывает омерзительным. Впрочем, мужское – всегда омерзительно.
Посмотри правде в глаза: ты не так уж хорош.
Ты одинок.
Письмо автору от Иры Лукьяновой («Блестящие»)
Цитирую:
«Как смешно! Кажется, я впервые в жизни готова признать, что и мне присущ фанатизм!
Я всегда была слишком горда, чтобы вознести какого-либо человека
его – богом. Набравшись смелости, вынуждена констатировать: я стала тем, при виде или
упоминании которого лицо сводило судорогой и возникало желание сделать хорошую выручку
хозяйственному магазину или отдать полцарства (если бы оно было) за кусок мыла. Да, я стала
фанатом! Но у меня есть фундаментальный аргумент. Моим кумиром является не какая-то там
посредственность, поющая под фанеру или вещающая с экрана телевизора, делая ошибки в
словах. Признав себя Фанатом, теперь могу сказать: мой Кумир – Оська – Мой Оська! Оська, который становиться Моим, после того как скинет облик (дорогущий костюм ARMANI и туфли
за 2000 $) Отара Кушанашвили, который вызывает зуд у тех, кто выше описан (это оттого, что
соответствовать наивысшему уровню посредственность никогда не сможет – другой набор
хромосом заключает в себе).
Я люблю гениальность Осечки, но не ту, которая признаваема многими (эту сторону
гениальности я уважаю), а ту, которая позволяет: чувствовать, любить, плакать и заразительно
смеяться, гениальность, диктующую иное восприятие окружающей действительности, гениальность, не терпящую примитивизма, свойственного большинству.
Когда Тебя, Мой милый Оська, рядом нет,Твои лишь письма мое сердце согревают.Я не хочу
встречать рассвет,Когда Тебя со мною рядом не бывает!Прости мне весь этот глупый детский
бред,Что Ты сейчас читаешь.Пишу Тебе, и беспроглядный сизый светГлаза тоскою застилает!Я
знаю то, что все слова,Пусть даже написать их на золотой бумаге,Не могут передать следа,Что
Ты в душе моей собой оставил!Я так хочу пусть даже через тысячу веков,Чтоб Ты моим
признаниям поверил!И я хочу не омрачить Твоих годков,Которые Ты мне в Своем письме
последнем вверил.Прости, Мой Милый – Мой Родной,За то, что эти глупости Тебе черкаю.Мне
просто думать ни о чем другом невмочь —Туман мне разум застилает!Теперь я вспоминаю те
мгновенья,Когда меня Ты ночью страстно прижимаешь!Как я боюсь и потому молюсь,Чтоб это
никогда не прекращалось!Сейчас пишу я эти письма, чтоб, если что,себе напомнить,Что очень
много в жизни черепков блистающих,как дорогое злато.Я так боюсь все важное забыть,Чем
жизнь питает человека.Я так хочу Тебя любить!И никогда не вспоминать другого человека.Я
знаю: если вдруг приблизится бедаС угрозою разрушить все былое,Тогда мне надо будет
прочитать слова,Которые написаны моею же рукою.Но если Ты захочешь от меня
уйти,Засохнут во всем мире реки!Но все равно я буду о Тебе молить:И на небе, где Бог, и на