Я. Ты. Мы. Они
Шрифт:
На улице сумерки, чему я несказанно рада. Может быть мне повезет, и никто из моих учеников не увидит, как неадекватная англичанка лазит через заборы на работу в компании бородатого мужика?
Саша ведет нас в обход главного хода, вдоль боковой стороны, и останавливается под окнами одного из кабинетов.
— И что дальше, окна бить будем? — не упускаю я возможности съязвить.
Чернов бросает на меня раздраженный взгляд, а потом хорошенько толкает створку окна над нами, и оно открывается.
— Почему мне
— Креститься надо. Полезли.
Он опять без предупреждения подхватывает меня за бока и поднимает на окно, я легко забираюсь на подоконник. Он все так же подтягивается на руках. В кабинете темно, и я не сразу понимаю где мы. Приходиться достать телефон и подсветить.
— Ты с Верой Андреевной что ли договорился? — удивляюсь я, потому что мы сейчас как раз стоим посреди ее кабинета.
— Нет.
— А с кем тогда? Стас? Дамир? Галина Петровна?!
— Не гадай. Я своих не сдаю…
Пффффффф.
— И что мы тут делаем?
— Как что? — удивляется Саша. — Ты меня впервые встретила. Я тебя встретил. Теперь нужно официально познакомиться.
Волей случая выбираю то самое место, на котором сидела, когда Вера Андреевна просила меня позаниматься с Сашей.
— И когда это ты меня встретил? Сам же сказал, что не помнишь то, что было в тот день на дороге.
— Просто у нас с тобой дни не совпадают, — Саша садится рядом как и семнадцать лет назад. — Я тебя заметил благодаря Сомой. Мы с ней стояли возле школы, а ты проходила возле нас. Она что-то там тебе сказала.
— Так вот к чему сегодняшний цирк был? — доходит до меня.
— И да, и нет. Задумка была тебя дождаться, но потом Рома пришел. Не выгонять же мне его было.
— Да и Инночка подоспела вовремя, — шиплю я.
— Это кто? — жаль в кабинете темно, не разобрать Сашиного лица. Придуривается он сейчас или нет.
— Блондинка, которая сегодня усиленно своими прелестями перед тобой трясла!
— Аааа, Ромина учительница. Так она сама подошла.
— У тебя все сами подходят! — кажется, я опять истерю. Или нет? Или сейчас можно? А до этого не надо было?
— Ты ревнуешь что ли?
— Больно надо. Просто следую логике. Ты же у нас падок на всяких блондинок.
Саша стукает кулаком по столу, а я подпрыгиваю на месте. — Не падок я не на каких блондинок.
— Ну да. Один раз — случайность, а вот два — закономерность! Олеся твоя блондинка…
— Она не моя!
— А чья?! Моя, что ли?! — кто-то из нас недовольно пыхтит в темноте. Надеюсь не я, потому что как-то оно совсем не элегантно звучит. — Я же говорю, что это уже закономерность! У тебя тайная страсть к блондинкам, вон и Инка кстати подошла.
— Эта тут вообще причем?! Она сама подошла, я ее в принципе впервые видел. И разговаривал то, только потому, что она о нашем с тобой сыне заговорила.
— Вот смотри, эта
— Что значит молодые и красивые?
Весь запал куда-то ушел. Как-то мы вышли на ту тему, которая меня поедом грызла все лето, но в конкретные слова я ее так обличить не смогла. Саша понимает, что что-то сейчас изменилось в моем настроение.
— О чем ты говоришь?
— Ни о чем…
— Сань?
Я чувствую его руку на своем колене. Прикосновение осторожное, ободряющее.
— Скажи уже честно. Я тебе просто надоела за столько лет? Я ведь уже не молода, ну и роды особо никого не красят. Да и в целом, внешность у меня всегда была самая заурядная, — я стараюсь говорить ровно и спокойно, но горечь все равно проскальзывает в каждом сказанном слове.
Рука на моем колене сжимается сильнее.
— Ты сейчас шутишь, да? — Чернов по-настоящему удивлен, такое просто так не сыграешь. — Сань, откуда эта дрянь у тебя в голове? Ты никогда не была заурядной. Да я тебя в юности всегда хотел так, что у меня в штанах все трещало.
— То в юности…
— А потом ты стала моей. И у меня была возможность узнать тебя всю, каждую твою черточку, каждую ямочку… каждую выпуклость, — в Сашиных словах появляется легкая хрипотца, и я непроизвольно заливаюсь краской. Как хорошо, что вокруг темно. — Твое тело всегда было, есть и будет идеальным для меня. Будто нас специально лепили друг для друга. Глазища твои, губы… ноги. У кого в этом мире еще такие ноги?! Ты хоть представляешь, чего мне стоило от тебя тогда в гостинице оторваться? Да если б я мог, я бы тебя месяц из спальни не выпускал, чтобы только моей была.
— Тогда я не понимаю почему?! Зачем она тебе понадобилась?!
Наверное, Саша думал, что делает мне приятно. Вот только его слова имели обратный эффект, если дело не в моей внешности, тогда в чем? Во мне как личности? Скидываю его руку с моего колена.
— Я тебе объяснил…
— Нихера ты мне не объяснил! Сказал, что злился. На что злился?! Что я тебе сделала?! Всю жизнь, только и думала о том, как сделать так, чтобы тебе хорошо было!
— Ты была несчастлива… — Саша говорит так тихо, что я даже думаю, что мне послышалось.
— Что? Что ты сказал?!
— Ты в последние годы была несчастна со мной.
Внутри меня все обмирает, чтобы не застонать, приходится закусить губу.
— Ты не говорила, не жаловалась, но я видел по тебе… По твоим глазам. Как будто внутри тебя запал какой-то пропал. Ходила, улыбалась, дела какие-то делала, а глаза не твои, неживые.
— И ты решил меня добить?
— Нет, Сань. Пытался развеселить тебя, разгрузить. Няню нанял, кухарку. Думал, что устала, хотел помочь. В отпуск съездили, но ты не возвращалась, все больше с детьми куда-то удалялась.