Я. Ты. Мы. Они

Евстигнеева Алиса

А еще безумно расстраивало, что все, оказывается, могут жить и справляться без меня. Дети, конечно, названивали мне по вечерам, но у всех все было хорошо, и это пугало меня. Нет, я ни в коем случае не хотела, чтобы они там страдали без меня, просто это было странно, что без моих постоянных бдений, мир не рухнул.

Ну и самой верхушкой моих страданий была обида на Чернова за то, что он не приходил. Вот где логика? Сама выгнала, сама потом же и злюсь, что его нет. Вот почему именно сейчас надо было меня слушать? Был бы повод закатить ему новую истерику.

Уже

давно проснулась, но все равно лежала под одеялом и смаковала каждый кусочек уходящего сна. Мне снился мой выпускной. Мы гуляли с Сашей по городу юные, свободные и счастливые, держались за руки, целовались и обнимались каждую свободную минуту, не обращая никакого внимания на прохожих.

Шестнадцать лет с тех пор прошло, а я как сейчас помню. Вот бы перенестись сейчас туда, где все так просто и понятно, где нас как магнитом тянет друг к другу, и элементарно хочется все время быть вместе, касаться, наслаждаться. Тогда было легко, одни эмоции, один сплошной кайф…

Отчего во взрослой жизни все оказалось так сложно? Нет чистоты тех ощущений, вдруг откуда-то вылезли сомнения, недоверие, ненужные мысли, страхи.

Ну вот, сон был такой приятный, а мысли опять какие-то удручающие лезут в голову. Я так устала думать. Хочется просто взять, да прижаться к Сашке и умолять, чтобы он выгнал всю эту дрянь из моей головы. Я очень хочу его простить, забыть обо всем и просто раствориться в своем муже, как тогда, в ночь выпускного, чтобы только одни эмоции по оголенным нервам. Чтобы чувствовать, но не размышлять. Но не могу. Не получается.

Закрываю глаза и вижу блондинку с оленьими глаза. Она как воплощение того, чем точно не являюсь я. Во мне же ноль всего этого: беззащитности, элегантности, легкости. Всего того, что по моим представлениям должно быть в женщине. Где теперь гарантия, что если я поддамся своим желаниям и просто прижмусь к мужу, то этого всего опять не повторится опять? Он может сколько угодно обещать и клясться (а ведь он этого не делал!). Я теперь не только ему не доверяю, но и самой себе. Даже подпустить его к себе не могу, и не потому что мне неприятно, а потому что наоборот хочу этого больше всего на свете.

Как можно быть такой?! Он меня предал, а я только и мечтаю, что о нем. Благо, что хоть мозгов хватает на расстоянии держаться.

Из глубины квартиры слышится звон посуды, и сердце на мгновение замирает… А вдруг там Саша? Все-таки пришел и готовит завтрак? А вот возьму сейчас и обниму его, и пусть будет, что будет.

Но на кухне Аленка. Я даже выдыхаю разочарованно.

— И тебе доброго утра, — оценив мой кислый вид, приветствует меня она.

— Да я, это…

— Сашку надеялась увидеть?

— Нет! Ничего подобного, глаза б мои его не видели! — слишком бурно возмущаюсь я.

Одно дело страдать по нему в своей голове, совсем другое выносить это на всеобщее обозрение.

Алена с прищуром смотрит на меня и лишь хитро улыбается.

— Иди, умывайся, сейчас завтракать будем.

И я спешу скрыться

в ванной от слишком проницательной золовки.

Умываюсь и чувствую, что, несмотря на все свои дурные мысли, мне сегодня хорошо. Вернее моему телу, за последнюю неделю ему пришлось достаточно паршиво, значит, если организму сегодня хорошо, то и мне тоже. Можно просто насладиться завтраком в приятной компании, а потом стребовать своих детей обратно.

Когда я свежая и бодрая возвращаюсь к Алене, она уже накрыла на стол, в тарелках дымилась овсянка. Я по-детски скривилась, вызвав в Аленке беззаботный смех:

— Санька, ты хуже своих детей. Кирюха так же морщится, когда мама его по утрам кашей пытается накормить.

— Это у нас семейное…

— Ничего подобного, это просто ваша неприученность к овсянке. Ты сама не любишь, вот и дети к ней не привыкли.

Я с сомнением ковыряюсь ложкой в склизкой массе.

— А есть что другое?

— Неа, у вас в холодильнике хоть шаром покати. Сегодня папу попрошу, чтобы он вам за продуктами съездил. Ну да, я же неделю домом не занималась, откуда у нас тогда еде взяться?

— А почему Дмитрий Александрович? А не… — обрубаю себе на полуфразе.

Аленке хочется улыбаться, но всячески пытается сдержать свои губы на месте. Получается плохо, но я ей благодарна, хотя бы за попытку.

— Почему не Саша? Так он позавчера в Москву улетел. Там что-то срочное.

Вот же гад! Улетел и не сказал, и детей бросил. Нет, не буду с ним обниматься… И тут еще совсем некстати образ любовницы его в памяти всплывает… Вот же блядство какое, месяц без приступов ревности жила, нормально. А как только подумала, не простить ли мне его, так ко мне бабы всякие ненужные в голову полезли. Уже второй раз за утро.

Как он мог уехать!

А кто его выгнал, а?

Дорогой внутренний голос, ты на чьей стороне? Помолчи, пожалуйста.

— Он сказал, что сейчас с делами разберется, и на весь июль сюда, к вам.

— Он детей на море забрать хотел…

Алена смотрит на меня выжидающе:

— А ты?

— А что я?!

— Чего ты хочешь?

Так и подмывает ответить, что в прошлое хочу, хотя бы на годик. Я бы тогда придумала, как все исправить. Но ведь это из области сказок.

— Ничего не хочу. Пусть летят, дети рады будут. А я пока… А я пока тут к работе в школе готовиться начну. Программы изучу, узнаю, что от меня требуется. Детей в школу дооформлю.

А сама про себя добавляю: «Узнаю, как это жить без него».

— Ладно, давай я тебя прямо спрошу. Что ты думаешь с Сашей делать? С вашими отношениями?

Ох уж эти прямые вопросы. Вот какой от меня сейчас Алена ответ ждет?

— А тебе на работу не пора?

— Неа. Знаешь ли, в том, чтобы работать в отцовской фирме, есть свои плюсы, — Аленка отвечает легко, у меня такое чувство, что она получает удовольствие от всего происходящего. От того, что наконец-то, можно полазить в моей личной жизни. Соскучилась она что ли по нашим страстям? — Но ты от темы не уходи.