Я. Ты. Мы. Они
Шрифт:
Теперь нам необходимо переехать в Москву, только там берутся провести операцию и последующий курс реабилитации. Сашка досрочно получает диплом, не знаю как, но получает. Улетает в столицу искать работу и жилье. А я остаюсь дома, страдать от токсикоза и вообще всего на свете.
Мама с Надеждой Викторовной по очереди ночуют со мной. У нас со свекровью холодный мир. С детьми она нежна и приветлива, Рома к ней тянется, а большего мне не надо. Беременность протекает чертовски плохо. Все время на грани выкидыша. Дважды лежу на сохранении. И все
Когда я уже на шестом месяце, мы все-таки переезжаем в Москву. Роме уже не помогает стационарное лечение, его кладут в больницу, бабуля ложится с ним. Мне нельзя. Родители остаются дома, работают все, даже наши мамы. Теперь нужно платить за наше жилье и копить на курс реабилитации. Саша устраивается на работу своей мечты, и если бы не наши обстоятельства, он был бы счастлив. А так, впахивает по двенадцать часов в сутки и без выходных. Хотя возможно, еще чтобы меня не видеть. Впрочем, мне тоже легче, когда его нет рядом.
Про ребенка я не думаю, это не ребенок, это донор. Главное выносить, а дальше хоть трава не расти. Даже пол знать не хочу. От нервов шкалит давление, опять все время хожу на грани. Врачи уже прямым текстом ругаются на меня, говорят, что если не успокоюсь, то запрут в больнице до конца срока. Только мысли о Стасе сдерживают. Если я загремлю в больницу, то он останется в Москве практически один.
Ромке хуже, и я жалею лишь о том, что нельзя родить именно сейчас. Ни один врач не соглашается вызывать роды раньше 33 недели. Как же я их ненавижу.
Но Рома держится, и я тоже. 33 неделя. Даже не спрашивайте. 34. Показателей для родоразрешения нет, ходите еще. 35-я. Сын жив, вот и вы держитесь. 36 недель. Еще неделю, подождите одну неделю. На 37-й я, видимо, сама убеждаю ребенка, что пора, а может быть, он просто хочет поскорее избавиться от злой и жестокой матери, потому что у меня наконец-то отходят воды. Успеваю вызвонить Сашу, чтобы он забрал Стаса из садика. На скорой меня увозят в больницу. Рожаю я сама, но вот как именно, не помню. Все в тумане. Мне в принципе очень плохо, из-за давления, из-за волнения, из-за всего. Помню, что уже на кресле, что постоянные схватки, что уже появилась головка… а дальше тьма. Не сразу, конечно, но что было до, действительно выпало из моего сознания.
Прихожу в себя в палате, окруженная приборами и трубками. Все такое белое, что даже смотреть больно. Только темная Сашкина макушка рядом с моей рукой останавливает меня, чтобы не провалиться обратно в забытье. Он спит на кресле возле меня, уткнувшись лицом в мою кровать. Хочу погладить по голове, но рука не слушается.
— Сааааш, — хриплю я. Во рту пересохло, поэтому хрип выходит еле слышимым, но этого достаточно, чтобы муж поднял голову. Он тоже какой-то ватный и двигается еле-еле, но как только понимает, что я в сознании, резко подскакивает.
— Саня, Санечка моя, ты очнулась, — он прижимается к моей щеке, а потом так же резко отрывается, и куда-то убегает. Возвращается уже с врачом. Следующие пятнадцать
Сашка все это время стоит рядом и молчит. Кажется, мне надо спросить у него что-то. Но ни один из вопросов мне не нравится. Я опять боюсь ответов. И вот врач, удовлетворившись увиденным, наконец-то уходит. И мы остаемся вдвоем. Сашка опять придвигает кресло ближе ко мне. Садится и берет меня за руку.
— Как же ты меня напугала! Я с вами за эту неделю поседел, — наклоняет свою голову. — Смотри, поседел же? Потом сама скажешь: «Нафига мне седой муж».
Кажется, он шутит.
— Саааш.
— Да, моя хорошая?
Я не знаю, какой вопрос выбрать из всех, поэтому начинаю просто:
— Как?
— Как все прошло? Так себе прошло, если честно. Ты родила, а потом вдруг кровотечение открылось, что-то там с плацентой. Но из пуповины успели кровь взять. Сознание ты потеряла, да и три дня в реанимации потом пролежала. Ну и еще четыре дня просто спала, я даже не знал, что такое бывает.
Я очень медленно перевариваю информацию. Значит, кровь все-таки успели взять.
— Как?
— Как там Рома, я полагаю? Стабильно. Клетки, взятые из пуповины, полностью подошли. Процедуру кондиционирования пережили, трансплантация тоже прошла вполне успешно. Теперь остается только ждать. Но врачи дают вполне неплохие прогнозы.
Хочется плакать, но я все еще боюсь поверить в случившиеся. У нас появился прогноз на жизнь. У нас есть шансы.
— А как?
— Видимо, Стас? — Сашка уже откровенно издевается. — Замечательно. С Серафимой Романовной сейчас, ее от Ромки выгнали, так что теперь другого правнука опекает. Он ждет тебя. А я вот хочу его на футбол отдать, а то засиделся парень дома. Ну, еще вопросы?
— Ребенок как? — все же я задаю самый волнительный для себя вопрос.
— О, как хорошо, что ты о нем спросила! — Сашка сейчас подобен коту, облизывающемуся после хорошей порции сметаны. — Это мальчик, и, несмотря на все, что ему пришлось пройти с такими родителями как мы, он здоров, и я бы даже сказал, что прекрасен. Немного недоношенным родился, но сейчас уже наверстал. Опять пацан, можешь себе представить? Я его Кириллом назвал. И если ты себя хорошо вести будешь, вполне вероятно, что я вас познакомлю. Он тут недалеко, кстати. Славный такой парнишка, думаю, ты ему понравишься.
Саша хоть и говорит это все достаточно бодро и весело, но в глазах стоят слезы. И я понимаю его. Сама бы сейчас порыдала.
— Ладно, давай двигайся, я устал уже от этого кресла.
Не сразу понимаю, о чем он, но когда начинает разуваться, я все же сдвигаюсь к краю кровати. Двигаться, кстати, больно, но нам все равно. Он ложится рядом, а я прижимаюсь к его груди. В его объятиях тепло и надежно, мое самое безопасное в мире место.
— Как же ты меня напугала… — вздыхает он.
— Саш…