Яблоко Монте-Кристо

Донцова Дарья

Из коридора показалась процессия. Впереди шагала женщина в синей куртке и таких же брюках из плащовки, за ней шествовало двое мужчин самого затрапезного вида, они тащили носилки, на которых лежал черный пластиковый мешок.

– Ой, ах, ох, – понеслось из толпы.

Я прижался к стене: будучи образованным и не суеверным человеком, я, естественно, не верю ни в какие дурные приметы, но встреча с покойником не предвещает ничего хорошего!

– Вот, – сказал милиционер, подходя ко мне, – сотовый, ща только проверю, ваш ли он!

– И как вы это собираетесь проделать? –

дрожащим голосом осведомился я.

– Телефон выключен, оживлю его, говорите PIN-код!

Я машинально назвал цифры.

– Верняк, работает! Держите.

– Спасибо, а что тут случилось?

– Ниче, – меланхолично ответил юноша, потом похлопал себя по карманам и совсем по-детски спросил: – У вас, дяденька, сигаретки не найдется?

– Вот, забирайте пачку.

– Не, мне лишь одну.

– Берите все, – радушно предложил я, – неизвестно, сколько придется дежурить здесь, измучаетесь без курева.

– Ну спасибо, – явно обрадовался парень, – без сигарет никак. Тут и впрямь долго торчать, бабки у них померли, несколько штук разом!

Наверное, молодой человек решил нарушить должностную инструкцию, предписывающую молчание, из благодарности за полученный табак. Но мне стало не до понимания психологических рычагов мотивации непрофессиональной болтливости милиционера.

– Кто скончался? – подскочил я. – Какие бабки?

– Местные. Одна служащая, на рецепшен сидела, – охотно объяснил мент, – ее в комнате отдыха нашли, на диване. Небось плохо от старости стало, на полу упаковка сердечного лекарства валялась, хотела, наверное, принять, да не успела. Вторую в бане отыскали, от жара ей поплохело. Хорошо, не одна париться пошла, а с подругой, та и зашумела, когда первая в обморок грохнулась. Ну а потом и той, что в сауне шум подняла, плохо стало, но она пока жива…

– Сергей, ты почему на посту болтаешь? – возмутился вынырнувший из коридора мужчина примерно моих лет.

Сергей осекся, но не растерялся:

– Я не треплюсь, а объясняю гражданину: в корпус временно нельзя, ступайте от двери.

Я спустился по ступенькам во двор, увидел, что одна машина «Скорой помощи» уже уехала, и растерянно спросил у толстухи в фиолетовой куртке:

– Почему одна неотложка осталась? Отчего в больницу не спешит?

– Чего ей торопиться? – всхлипнула женщина. – Тама Иветта Сергеевна лежит, наша уборщица, померла в одночасье. Вот оно как случается: Нина Ивановна у меня домой отпросилась, Иветта Сергеевна ей на подмену села, ну и того…

Я растерянно слушал толстуху, вспоминал, как старушка за стойкой жаловалась на боль в желудке и тошноту от несвежего пирожного.

– Любовь Сергеевну хорошо б довезти успели, – воскликнула собеседница.

– Работкину! А с ней что? – ахнул я.

– Ой, ничего не пойму, – заплакала толстуха, – вроде ее Лера Моисеевна в баню позвала, они потом чай сели пить, и обеим плохо стало. Не знаю ничего, они без сознания, а у Любовь Сергеевны припадок навроде падучей. Тут наши говорят, она очень расстроилась, на Иветту Сергеевну накричала из-за того, что та перепутала и ее дочери сказала…

У меня сильно зашумело

в ушах, потом в голове хороводом закружились мысли. Соня Работкина привезла матери эклеры… оставила на рецепшен… Соня любила Игоря… каждый день бывала у Вяземских… парень женился на Ляле… она сестра Веры… Соня… Соня… Соня…

Внезапно оцепенение прошло, я схватил мобильный, набрал сначала домашний номер, послушал длинные гудки, соединился с Норой по ее сотовому.

– Тут такое! Соня!!! Работкина!!! Дочь Любы, она…

– Да знаю уже все, – мрачно перебила меня хозяйка, – она письмо оставила, пару страниц, на компьютере напечатала, перед тем как отравиться.

– Отравиться? – чуть не упал я. – Когда? Кто? Где?

– Соня Работкина покончила с собой, – ответила Элеонора, – совсем недавно, час назад, наверное. В квартире у Ляли, ее Вяземская и нашла! Туда уже милиция, наверное, приехала. Постой, а ты как узнал о происшествии?

– Я ничего не знал, но Соню видел, думаю… э… часа полтора назад. Да, именно так! Сначала я доехал до Москвы, потом искал памятник Бэтмену… Нет, часа два прошло, не меньше…

– Памятник Бэтмену? – недоуменно перебила меня Нора. – Иван Павлович, немедленно езжай в «Ниро» и жди меня дома, в кресле, не делая резких движений.

Я еле дошел до машины, так на меня подействовали события…

Элеонора вернулась домой в районе полуночи, я открыл хозяйке дверь и сочувственно сказал:

– Похоже, вы устали, как ездовая собака.

– Ерунда, – мотнула головой Нора, – лайкам в радость бегать по снегу. Работкина покончила с собой.

– Господи, – отшатнулся я, – почему?

Элеонора стала снимать элегантное пальто.

– Соня оставила письмо, немного сумбурное, но смысл понятен: она всю жизнь любила Игоря и хотела стать его женой, но парень не обращал никакого внимания на подругу детства, а та изо всех сил старалась угодить и объекту любви, и его маменьке… Тут появилась Ляля. Иди сюда!

– Вы мне?

– А кому же еще? Пошли в кабинет, – велела хозяйка.

Сев за письменный стол, она продолжила рассказ:

– Соня, зная характер Зои, надеялась, что мать Игоря не уживется с невесткой, но Ляля неожиданно пришлась той по вкусу. И тогда Работкина решила мстить, она начала пугать Лялю, наряжалась привидением, приходила к ней по ночам. У Сони имелся ключ от квартиры. В общем, долго пересказывать письмо не стану. В конце концов от страха умерла не Ляля, а Зоя. И тут Соня испугалась и решила отравить мать, Любу.

– Почему? – завертел я головой.

– Мать вроде знала о всех проделках дочери и пообещала сообщить о них в милицию, – рявкнула Нора. – Соня подложила в пирожное яд и отвезла Любе. Но дочь замучила совесть… И она сама отравилась. М-да, страшная история.

Я выложил на стол диктофон.

– Если послушаете запись, ситуация вам совсем дикой покажется! Ляля – сестра Веры!

– Что? – подскочила Нора.

– Именно так, близнец девочки-самоубийцы!

– Иван Павлович, – воскликнула Элеонора, хватая звукозаписывающий агрегат, – ступай к себе и ложись спать.