Яблони на Марсе (сборник)
Шрифт:
Андрей качал на руках Даньку и гудел в темпе похоронного марша какой-то древний рок-н-ролл. Как ни странно, младенца это успокаивало; он еще пару раз всхлипнул и затих. Женька немного пришла в себя, взяла в руки кружку. Зубы застучали об край, когда она попыталась пить; Женька закашлялась, отставила кружку в сторону.
— Кажется, я видела призрака, — чуть заикаясь, сказала она.
— Какого призрака?!
— Крылова… Капитана Крылова…
Женька спрятала лицо в ладони и снова расплакалась.
Как оказалось, она успела многое рассмотреть. Седые длинные волосы
Вик не знал, что и думать. Это же она, Женька, которая никогда не истерила, ничего не боялась и посмеивалась над мистиками, которых среди сквоттеров, конечно, много. Но поверить в привидение тоже трудно. Вик посмотрел на Глеба и похолодел: Большой мучительно кривился, тер лоб и шевелил губами, будто пытался решить в уме сложную задачу. В руках он вертел диск с записью Первой Марсианской.
Вик почти боялся увидеть во сне мертвого капитана. Слишком много всего произошло за один день, слишком загадочно оно вертелось вокруг злосчастной экспедиции, память о которой оказалась такой мрачной. Но заснуть так и не удалось. Едва задремав, он услышал шелест тихих голосов. Кто-то переговаривался рядом с палаткой; задрожала нейлоновая стенка — не смотрят под ноги, болваны, сейчас все растяжки повыдергивают… Потом кто-то ахнул и закричал:
— Эй! Марсовы слезки зацвели!
Растеряв остатки сна, Вик торопливо расстегнул спальник. Марсовы слезки раскрывались только дважды в день, перед рассветом и в сумерках, и пропустить первое цветение не хотелось… особенно после вчерашнего вечера и сумасшедшей ночи. Может, марсовы слезки — это ответ, смутно подумал он и выбрался из палатки.
До самого горизонта стелился жемчужный свет, и ковыль волнами шел под легким ветром, как полупрозрачное серебристое покрывало, наброшенное на алый бархат. Вик отошел на край лагеря и присел на корточки. Кисти глубоко красных цветов-бубенчиков чуть подрагивали на коротких тонких стеблях, укрытые травой. К ароматам степи и запашку лагеря примешивалось сладко-горькое, ни на что не похожее благоухание — так пахло в детских мечтах звездное небо, огромные пространства, дорога, воля.
Вик сорвал один цветок. Он тут же истаял на ладони в прах, оставив лишь хрупкую охряную скорлупку.
— Многие думают, что это всего лишь мутация, — тихо сказал за спиной Чарли.
— Строго вокруг корабля?
— Конечно. Топливо. Излучение… Хочешь чаю?
Вик стряхнул остатки цветка с ладони и взял чашку.
— А что думаешь ты?
Чарли пожал плечами.
— Я думаю: хорошо, что они есть.
На следующую ночь устроили засаду на корабле. Напросился и Чарли — ему не смогли отказать, когда он серьезно и старательно произнес:
— Если появится призрак, я с ним справлюсь. В Шотландии очень много призраков. Я привык.
И они пошли на корабль — Чарли, Андрей и Вик, одолеваемый смутными предчувствиями. В привидения он не верил. Он верил в Глеба — когда-то. А теперь… Глеба звали — но тот отказался. Отказался сделать
На корабле все было именно так, как она рассказывала. Белый стерильный свет и муторный запашок. Воздух с привкусом древней дезинфекции и металлическое эхо. Шаркающее шаги. Скрип медленно раскрывающейся двери в каюту. Дикое, ужасающее лицо, один в один похожее на посмертное фото, и желтоватые пятна на рубашке с завязками…
— Чего ты хочешь, о призрак? — хрипло выговорил Чарли.
— А где этот ваш главный волосатик? — спросил призрак. — Он мне яблочек обещал, яблочек обещал потереть…
Это был капитан Крылов собственной персоной — невероятно дряхлый и совершенно безумный, главный пациент секретной психбольницы, по горькой иронии расположенной совсем недалеко от места, где он посадил свой корабль. Вик подумал — может, он сошел с ума, когда «Арес» совершил посадку на Марс? А может, чуть раньше, а может, чуть позже, когда вышел под бесконечно чуждое фиолетовое небо и увидел бесконечную степь, бескрайнее море цветущих марсовых слезок. Но ведь экспедиции не было, вдруг вспомнил он.
— Схожу за яблоками, — сказал Чарли и двинулся к выходу. Его остановил мрачный голос Глеба.
— Ну ладно, поиграли и хватит, — сказал он, боком вдвигаясь в каюту. — Капитан, я же просил вас не показываться…
— Да брось, Глебушка, они хорошие ребята, никому не расскажут, — добродушно отмахнулся Крылов. — Не расскажете же?
Вик с Андреем старательно замотали головами, а Чарли вдруг нахмурился.
— Мы, конечно, не расскажем, — сказал он. — Но что именно мы не расскажем?
Глеб глубоко вздохнул.
— Помнишь, Чарли, как Женьку в больницу возил? — спросил он. Шотландец кивнул. — Сперва я ничего не понял, полез туда, просто потому что давно хотел снять чувствилку-саспенс. Ну, типа — ветер, заброшенный корпус, чуваки с автоматами…
— Да, мы поняли, — поторопил его Вик, нервно косясь на Крылова.
— Ну, в общем… — повторил Глеб…
Обойти охрану оказалось не то чтобы легко, но и не слишком трудно — на входе Глеб прикинулся пациентом, а на пустынной, в пыльных смерчиках территории практически безлюдной больницы — очень тупым пациентом. Дверь в заброшенный одноэтажный корпус была, конечно, заперта, и Глеб для начала решил обойти здание кругом. Он продирался сквозь серую от пыли полынь, когда внезапно его хриплым шепотом окликнули из окна.
— Эй, волосатик, — услышал Глеб. Поднял голову и увидел прижатое к решетке лицо Крылова…
Сначала он просто не поверил себе. Потом — сопоставил полупустые здания, в которых даже пластырь, наверное, не сопрешь, безобидных фермеров, населяющих окрестности, и охрану с автоматами. И запись-чувствилку Первой Марсианской, которая, конечно, фейк — но, кажется, не вся… К его досаде, Крылов и правда был невменяем. Из героя-космонавта он превратился в слабоумную развалину — интересовали капитана только яблочки, недоступные из-за больных зубов. Глеб ушел и вернулся на другой день с пакетом яблок, теркой и обрезанной бутылкой из-под воды, которую можно было передать через решетку.