Яд Борджиа
Шрифт:
Альфонсо был растроган отчаянием молодой женщины, а когда увидел, как по уродливой маске потекли крупные слезы, то почувствовал себя совершенно побежденным.
– Этого сознания мне достаточно, совершенно достаточно, – проговорил он, нерешительно подходя к танцовщице, и поднес ее руку к своим губам. – Что касается вас, то ваша горячая, благородная защита донны Лукреции доказывает, что вы достойны истинной дружбы.
Молодая женщина быстро выдернула свою руку и написала на воде слово «дружба», после чего со смехом добавила:
– Видите, как быстро исчезает «дружба»!
Альфонсо хотел сказать
– Надеюсь, что мы расстаемся не врагами, – пробормотал он. – Дайте мне взглянуть на ваше лицо, или докажите мне чем-нибудь, что вы – не Лукреция, и я буду обожать вас.
– Да, я докажу вам это, но не трогайте моей маски! – с ужасом воскликнула она, когда Альфонсо хотел открыть ее лицо.
В ту же минуту внутренность грота погрузилась во мрак. Рыцарь почувствовал, как две нежные, тонкие руки обвились вокруг его шеи и душистые, мягкие, как бархат, губы затрепетали на его губах.
– Вот вам доказательство, что я не Лукреция, – раздался в его ушах мелодичный, как музыка, голос, – разве Лукреция простила бы вам те оскорбления, которые вы высказали по ее адресу?
Альфонсо протянул руки вперед, чтобы заключить в объятия очаровательное существо, но они беспомощно повисли в воздухе, незнакомка исчезла. Не успел рыцарь прийти в себя от этой неожиданности, как вдруг поднялся вокруг невыразимый шум. Лампа вспыхнула ярким светом и весь грот наполнился многочисленным обществом в виде нимф, наяд, фавнов, сатиров. У всех зеленых входов появилась стража с внушительными копьями в руках.
– Пан, Пан! – закричала сотня голосов. – Пан, приди сюда и накажи смертного, дерзнувшего посягнуть на твою святыню. Эхо, где Пан?
Вдали, во всех направлениях, раздалось:
– Где Пан?
Альфонсо стоял несколько мгновений, как окаменелый, не давая себе отчета в том, что происходит вокруг него. Внезапно ему пришла в голову мысль, что Лукреция устроила всю эту сцену для того, чтобы сначала повергнуть его в недоумение, а затем, пользуясь его смущением, отомстить ему, и он начал придумывать способ, как бы ему незаметно скрыться, но в эту минуту раздался пронзительный свист, и под звуки этого свиста в грот вошел Пан на козьих ногах, в сопровождении многочисленной свиты фавнов.
– Тише! – закричал Пан свистящим фавнам, – какая нимфа привлекла сюда смертного?
– Эгерия, Эгерия! – воскликнули бесчисленные голоса.
– Ты опять принялась за свои штуки? – строго заметил Пан, – где же этот смертный?
– Вот он!.. Он – иоаннит, иоаннит! – закричали нимфы в один голос. – Как не стыдно Эгерии!.. Если бы это был сатир, тогда другое дело, а то святой иоаннит!
– Действительно, вы можете теперь только смеяться надо мной, – шутливо проговорил Альфонсо, стараясь выйти из неловкого положения, – но если бы вы позвали ко мне завлекшую меня нимфу, то я сумел бы доказать вам, что она заслуживает большого наказания, чем я.
– Вы хотите, чтобы вам доставили удовольствие вместо наказания? – возразили нимфы. – Ну, нет, этого не будет. Ведите его к нашей королеве, пусть она судит его!
Альфонсо моментально окружила стража. Он не сомневался,
– Здравствуйте, рыцарь! – вдруг услышал Альфонсо за своей спиной чей-то насмешливый голос.
Он оглянулся и увидел герцога Романьи, державшего в одной руке свою маску.
– Не беспокойтесь за свою участь, – продолжал Цезарь, – не думаю, чтобы суд был очень строг. Пусть вас проводят к королеве, донне Лукреции. Она с моего согласия придумала эту веселую карнавальную шутку. Если вы узнаете ту дамочку, которая завлекла вас под видом Эгерии, то наказание будет не очень строгим. Ваша соблазнительница находится теперь у своей госпожи и, конечно же, без маски.
Услышав тираду герцога, представлявшую сплошную ложь, Альфонсо задрожал от негодования, но, быстро овладев собой, весело ответил:
– Ну, раз вы, ваша светлость, ручаетесь, что со мной не произойдет ничего дурного, я смело пускаюсь в путь. Если я найду среди фрейлин донны Лукреции ту дамочку, которая завлекла меня сюда, то при всех скажу, что принял ее приглашение только для того чтобы отчитать ее как следует за ее недостойное поведение.
ГЛАВА XI
Альфонсо, как военнопленный, в сопровождении стражи, вышел из грота в лес. На каждом шагу его взор встречал произведения искусства, изображавшие сцены из древней Греции. Фигуры оживали при его приближении. Из воды выскакивали наяды и, смеясь, брызгали на Альфонсо струи душистой влаги. На скале под звуки веселых охотничьих рогов показалась Диана, окруженная своими нимфами, которые стреляли в рыцаря тупыми позолоченными стрелами. Вскоре Альфонсо вошел в широкую аллею из очень высоких вязов, сквозь верхушки которых проникал таинственный лунный свет. Спокойная, величественная тишина этого места напомнила рыцарю Божий храм. Направо и налево от аллеи тянулось множество цветущих апельсиновых деревьев, наполнявших воздух невыразимо приятным ароматом. Аллея заканчивалась обширным павильоном из голубого мрамора, украшенного золотом. Посреди павильона стоял зеленый трон, на котором сидела дама среди блестящей свиты.
Когда рыцарь, в сопровождения стражи, поднялся на ступеньки павильона, все общество залилось громким неудержимым смехом. Альфонсо сейчас же узнал в сидевшей даме Лукрецию. К величайшему сожалению Альфонсо, дочь папы успела переодеться с ног до головы. На ней был теперь роскошный испанский костюм из серебристой парчи. Вся грудь была покрыта драгоценными камнями, а на голове сверкала диадема из крупных бриллиантов. Она теперь действительно походила на королеву и не имела ничего общего ни с веселой танцовщицей, плясавшей на Капитолийской площади, ни с нимфой Эгерией, соблазнявшей рыцаря в гроте, ни со страдающей женщиной, только что проливавшей слезы. Только необычная бледность ее лица выдавала внутреннее волнение. Это быстрое превращение неприятно поразило Альфонсо, так как он усмотрел в нем привычку обманывать и притворяться.