Яд минувшего
Шрифт:
– Еще можжевеловой. – Юхан Клюгкатер с достоинством стукнул о дубовый стол пустым стаканом. – Нам с другом Леффером!
– Бу'сделано, – проорал сквозь грохот бубна подавальщик. – А закусить?
– Мясо? – повернулся Добряк к лейтенанту, чин чином засвидетельствовавшему трагическую гибель груза и сопровождавшего его интенданта.
– Свинину, – постановил Леффер. – На углях!
– Питер, а тебе чего? – Племянничек взгромоздил на колени первую в своей жизни девку и ни устрицы не соображал, но спросить-то надо. Родная кровь как-никак.
– Тинты, – булькнул Питер, –
– Тащи им тинту и ключик от спаленки, – заржал Юхан, подавальщик кивнул и скрылся в сизом чаду.
«Одноухий боцман» был полон – зимние праздники задержали в порту десятка три купцов. Известное дело, Излом не уважить – до другого не доплыть!
– Здесь хорошо кормят? – осведомился Леффер, притопывая в такт музыке: в центре зала дюжина матросов, обняв друг друга за плечи, лихо отплясывала «крабиху», остальные хлопали, стучали кружками и стаканами, раскачиваясь в такт разухабистому мотиву. Все ходило ходуном, только в нишах у окон было чуть потише, здесь можно было разговаривать.
– Уж получше, чем у кесаря. – Добряк подпер щеку рукой и растроганно шмыгнул носом. – Люблю Ардору… И «Боцмана» люблю, душевное местечко… Сплясать, что ли?
Свистели флейты, бил бубен, заходилась в плаче алатская скрипка. Трактирные подружки в красных чулках трясли юбками, хохотали, просили тинты. Им наливали, целовали в накрашенные губы, смачно шлепали пониже спины.
– Кто ни разу не был пьян, – ревела таверна, – того проклял Адриан. Кто глядит в чужой стакан, того проклял Иоанн…
– А в чужой карман? – Юхан подмигнул Лефферу. – Что будет с теми, кто залез в карман его величества Готфрида?
– Это преступники! – твердо сказал Леффер. – Их надлежит казнить на Большой королевской площади. Вот так! Ваше здоровье, шкипер!
– Ваше здоровье! – Лейтенанту и его солдатам пришлось отвалить треть выручки, и все равно вышел хороший фрахт. Они не просто сохранили и головы, и лоханку, они заработали, а кто еще может похвастаться заработками на кесарской службе? Может быть, молодой Браунбард? Или дурень с «Серебряной розы» со своим генералом? Ну и где они все? Крабов радуют. И «Селезень» бы радовал, возьми выскочившие из дыма фрошеры малость левее.
– Стой! – Юхан ухватил за фартук красномордого подавальщика. – Тинты музыкантам… «Найерелла-лерела»… Плачу! За тех, кто ушел и не вернулся!
– Сейчас, шкипер. – Красномордый сгреб талл. – Как же ушедших не помянуть, обязательно помянем!
– Это только морской обычай? – деловито осведомился Леффер. – Или в нем могут принять участие и солдаты?
– Могут. – Добряк вытащил флягу с рыбодевами. Стаканы стаканами, а хвостатые подружки где только с ним не побывали!
– Парус поднять и плыть, найерелла, – затянул высокий страдальческий голос.
– Нам плыть далеко, – подхватили трое или четверо. – Неси, красотка, вино, Найерелла-лерела, Нам плыть далеко…
Еще бы не далеко! От Хексберг до Ардоры против сорвавшегося с цепи швана… Они крались вдоль
– Это вы Юхан Клюгкатер? – Незнакомый человек в простом темно-зеленом платье уселся на служащий стулом бочонок.
– Ну я, – буркнул Добряк, досадуя на гостя за испорченную песню, – дальше что?
– Дальше, – странный гость махнул подавальщику, – кэналлийского, милейший… Красного. Начальник таможни полагает вас человеком умным и деловым. Он посоветовал мне вас разыскать.
– С чем вас и поздравляю. – Если по делу, сам скажет, на шею кидаться не станем.
– Благодарю. – Незнакомец и не подумал обидеться. – Я хочу услышать о сражении.
– А чего о нем говорить? – Юхан пожал плечами и убрал рыбодев от греха подальше. – Все без меня разболтали. Шкипер еще по таможням прыгает, а команда уже по кабакам языками чешет…
– Моряки – люди душевные, – согласился чужак, – чем больше пьют, тем больше вспоминают. Ваши матросы вторую неделю клянутся, что разглядели герцога Алва на борту талигойского корабля. Это правда?
– Правда. – Еще бы не правда! Под Ворона хоть армию списывай, хоть эскадру, хоть интенданта с солониной и полотном. – Вот лейтенант соврать не даст, он со мной был, когда на мою посудину их зверюга выскочила. Трехпалубная, пушек десятков восемь, не меньше, а на юте – он, Ворон. Без плаща, без шляпы, в руке – шпага, волосы дыбом… Как сейчас перед глазами стоит.
– Как же вы спаслись?
– Свезло. Фрошеры пушки перезаряжали, только верхними разок саданули, и все. Подвернулась посудина покрупнее, на нее они и насели, а нас Создатель укрыл и спас. Только груз за борт покидать пришлось, мели в бухте, сами знаете…
– Я не знаю. – Гость ловко ополовинил стакан. – Но мой друг из таможни говорит, что берега у Хексберг и в самом деле дурные. А где были дриксенские адмиралы, когда на вас напал Алва?
– Дрались где-то. – Нашли дурака болтать про Бермессера, проще на бочку с порохом взгромоздиться и запал поджечь. – Дыму было много.
– Герцога Алва вы разглядели даже в дыму.
– Разглядел, – огрызнулся Добряк Юхан, отворачиваясь от надоеды. – Попробуй такого не разгляди!
– В самом деле.
Подвыпивший здоровяк налетел на подавальщика, тот пошатнулся, кувшин с тинтой грохнулся на пол, разлетелся вдребезги, по доскам растеклась роскошная темно-красная лужа. Дурная примета, теперь пьянчугу до Весеннего Излома не возьмут ни на один корабль…
– Шкипер, – голос гостя стал ласковым, словно у монаха, – расскажите, что вы видели на самом деле. Поверьте, говорить правду выгодно. Даже выгодней, чем торговать воинскими припасами.