Яд минувшего

Камша Вера Викторовна

– Айнсмеллер заслуживал казни, – кардинал задумчиво смотрел в пустую жаровню, – но он был не казнен, а убит. В святой обители, но это не приблизит к Рассвету ни убийц, ни убитого, ни свидетелей. Вы будете шадди?

Матильда кивнула, но выпила настойки. В юности она видела, как убивали конокрадов, а однажды возле Сакаци схватили вдову, свалившую в одну могилу убитого с убийцей. На закате ведьму сожгли в собственном доме, это было правильно, это защищало живых…

Что-то мягко и тяжело шлепнуло об пол. Кошка! Соскочила откуда-то

сверху, потрусила к окну.

– Ее зовут Альбина, – кардинал смотрел на гостью и улыбался уголком рта. Вдовствующая принцесса поджала и без того надежно скрытый юбками живот.

– Ваше высокопреосвященство, – сейчас она напьется и назовет кардинала Левием, да он и есть Левий, – вам не тошно в вашем балахоне?

– Не тошней, чем вам в парике, – улыбнулся клирик. – Увы, основатели Церкви попали в незавидное положение. Абвениаты расхватали все цвета, хотя, если исходить из того, что Кэртиану создали их боги, все права за ними.

– Адриан любил красный. – Матильда словно вживую увидела алого льва на сером бархате и кардинальское кольцо с рубином.

– В нашем ордене… то есть в ордене Славы, неравнодушны к алому. – Левий отставил шадди и скрестил руки. – Так повелось с Чезаре Марикьяре. Он так и не расстался с Молнией, и не он один, льву присягали многие Эпинэ.

– А Руций? – Кладбище Семи Свечей, львиное надгробие, каменные лапы, обернувшиеся руками, рыцарь, похожий на постаревшего Иноходца, было это или приснилось?

– Руций? – переспросил кардинал. – Который из двух?

– Тот, что похоронен в Агарисе. Мне показали его могилу на кладбище Семи Свечей.

– Они оба там. – Левий казался слегка удивленным. – Руций Первый был сыном ординара из Придды, Руций Второй – подкидышем. Ходили слухи, что он сын Шарля Эпинэ от какой-то мещанки. Его святейшество их не опровергал, но и не подтверждал. А в чем дело?

– Я видела на его могиле олларианца. – Спросить, что ли, считается ли соитие с ожившей статуей грехом или нет? – Сумасшедшего.

– Где? – не понял кардинал. – В Агарисе?

– Именно. – Настойка делала свое гнусное дело. – Разгуливал по кладбищу и нес всякую чушь. Вы знаете, что такое фокэа?

– Женщина, вышедшая замуж в дом Волны, теперь так не говорят. А кого так назвали?

– Меня, – не стала юлить Матильда. – Олларианец назвал, а еще он сказал, что я не проклята. Болван!

– Вы не можете быть прокляты, – сверкнул глазами Левий, – как не может заржаветь золото.

– Я не золото, – не поддалась на лесть принцесса. – И что вся эта пакость, если не проклятье?! Альдо никакой король, но балбес жив, пока сидит на троне… И он должен жить!

– Ваш внук верит в свое предназначение, – вздохнул Левий, – а удача к нему и впрямь благосклонна. Он еще не отыскал меч?

– Нет.

– Когда отыщет, я отдам ему жезл, – его преосвященство подтянул к себе чашку, наверняка остывшую, – и тогда он обретет древнюю

Силу. Или, что вернее, не обретет, но с ним станет можно разговаривать, сейчас это бесполезно. Единственное, что нам остается, это хватать его величество за руки и искать меч. Вы представляете, где он может быть?

– Вы бываете в Багерлее… – Альдо от этого чуть ножки у стульев не грызет. – Спросите Ворона.

– Увы, – улыбнулся Левий, – этот человек не из тех, кто отвечает на вопросы. Если б вы его видели, вы бы поняли, но я не стал бы вас к нему пускать. Нет, не стал бы.

Ох уж этот мужской взгляд! Она помнит его лет с пятнадцати. Так смотрел юный Ферек, так глядит Лаци. Левий понял, что она заметила, и нахмурился. Сейчас вспомнит о чем-нибудь неотложном… Адриан, тот вечно о донесениях из Эйнрехта вспоминал.

– Я навещаю не столько Ворона, сколько его тюремщиков, – кардинал неторопливо отпил и еще неторопливей поставил чашку на блюдце. – Не хотелось бы, чтоб они вновь не поняли его величество или, напротив, поняли слишком хорошо.

Вот мы и вернулись, откуда пришли. К внуку, которого надо унять. Твою кавалерию, ну почему Оллар отдал Ворону меч Раканов, а не другую железяку?!

– Я был другом его святейшества, – рука кардинала накрыла ладонь принцессы. – Теперь, смею надеяться, я друг великолепной Матильды. И я уже говорил, что предпочитаю не обманывать чужого доверия…

– Я, кажется, еще ничего вам не доверяла, – громче чем нужно заявила принцесса. – И я больше не стану пить.

– Не вы. – Левий усмехнулся и поставил графин на стол. – Я обещал Адриану позаботиться о вас, вашем внуке и вашей… воспитаннице. Это одна из причин, по которой я оказался в Талиге. Есть и другая, куда менее приятная… В чем дело, Пьетро? Я занят!

– Я так и сказал, – заморгал секретарь, – но прибывший… Он спрашивает не вас, а ее высочество. Срочно.

Кого это принесло? Альдо затеял очередной совет, на нем бабка без надобности, Лаци к кардиналу за гицей не полезет, Робер болен, да и нет у них общих дел. К сожалению.

– Гость себя назвал? – тоном не голубя, но льва осведомился его высокопреосвященство.

– Его имя Дуглас Темп… – мемекнул агнец. – Темплон.

– Темплтон, – поправила вдовствующая принцесса. – Ваше высокопреосвященство, пустите его.

– Разумеется. – Кардинал тронул орденский знак. – Пьетро, пригласи Дугласа Темплтона, я его приму.

– Да, ваше высокопреосвященство. – Монах опустил глазки долу и убрался. Суслик щипаный!

– Позвольте, – кардинал с достоинством убрал настойку и стопки в бюро, но чашки оставил. – В Агарисе был этот Темплтон или другой? Отец агарисского, помнится, участвовал в восстании Борна.

– Участвовал. – Вдовица хлебнула остывшей горечи. Шадди, как всегда, напомнил о шаде, пистолетах, издохшей молодости. – А сам Дуглас – в восстании Эгмонта. Славный щеночек, не то что всякие обтрепки…