ЯД твоего поцелуя
Шрифт:
В основном дамочки с перебинтованной грудью. Даже не думала, что столько женщин делают из себя этаких секс-бомб с силиконом внутри. Раньше, когда я была на несколько размеров больше, моя грудь выделялась довольно аппетитно, я даже хотела ее уменьшить, но не стала. Боялась любого хирургического вмешательства. Зато сейчас сколько операций мне уже сделали? Я сбилась со счета. Лицо уже почти в норме, как говорит врач, повязку снимут завтра. А вот грудь подкачала, усохла, что ли. Мне теперь спокойно можно не носить бюстгальтер,
Зато я полюбила спортивную комнату, особенно пилатес. Правда, мне его можно нечасто, да и осторожно из-за спины, но нравится. Я там расслабляюсь, отпускаю себя, болтаюсь долго на этих лентах, как мартышка на лиане, и балдею. За месяц, что я здесь, привела свое тело почти в совершенство, даже кубики на животе появились. Когда у Валерии Княжиной были кубики на животе? Ха, не смешите мои тапки.
Подхожу тихо к Илье, который увлекся чтением плаката по увеличению груди, что даже не заметил моего приближения. Встаю на цыпочки и накрываю ладошками его глаза. Он такой высокий, что мне приходится тянуться изо всех сил. Чувствую царапающее ощущение в спине, но не опускаю руки.
— Угадай кто? — шепотом говорю Илье.
— Баба Яга? — тут же отвечает он, чем вызывает у меня смех.
— Угадал, — убираю руки, и он поворачивается.
Впитываю глазами его нового, гладко выбритого, с чуть отросшими волосами, прилично одетого. На нем спортивная куртка синего цвета, серые джинсы, черная водолазка. Вещи брендовые, дорогие, ему идет. И я перед ним: все лицо в бинтах, спортивный костюм, что мы купили в каком-то магазине, болтается на мне как мешок, волосы скручены гулькой на затылке. Давно не красилась, без маникюра и педикюра, чувствую себя если не уродиной, то косорылой и кривобокой.
Илья тоже рассматривает меня, но вряд ли что видит нового. Кроме шрамов, любуется бинтами, красота.
— Похудела еще больше, тебя тут не кормят? — усмехается он и приглашает меня сесть на диванчик в углу небольшого фойе.
— Почему же? Лобстеры, икра на завтрак, мраморные стейки из говядины…
— Я серьезно, — хмурится он.
— Да нормально всё, просто между операциями не могу наедаться. А так кашки, йогурты, салатики — всё есть.
— Я тебе фруктов принес, — кладет передо мной пакет с апельсинами, виноградом и бананами.
— Апельсины нельзя, — вздыхаю я.
— Отдай кому-нибудь.
Какое-то время молчим, я кручу в руке апельсин, подношу к носу, вдыхаю цитрусовый запах.
— Лер, тебя через неделю выписывают, я приехал отдать тебе твои документы, деньги, — лезет за пазуху Илья и протягивает мне толстый конверт. — Это на первое время, там и карта внутри, оформлена на левого человека. При выписке тебя встретят. Легенда готова, вся информация уже в сети.
— А ты? — смотрю на Илью. — Ты меня встретишь?
— Нет, нам какое-то время лучше не показываться вместе, — отводит взгляд Илья. — Сама
— Жаль, — искренне расстраиваюсь я, хотя и стараюсь не подавать вида. Впрочем, что мне стараться, лица все равно не видно. Но голос предает, проскальзывает грусть, да и в глазах разочарование. Снова чужие люди, чужая жизнь, но я знала, на что шла.
— А я думал, что надоел тебе, — усмехается Илья.
— Не то чтобы надоел, просто тебя я знаю. Ты единственный человек, кто у меня сейчас есть, — признаюсь Илье. — Когда я смогу позвонить папе?
— Не скоро, Лера.
— Как он? — сглатываю ком в горле. Я очень привязана к своему отцу и сильно переживаю за него. Даже не представляю, какой для него был удар, когда меня не стало.
— Он верит, что ты жива, — говорит Илья, а у меня слезы на глаза наворачиваются.
— Может, ну его, это все? — с надеждой смотрю в глаза Илье. — Мое появление уже наказание для Быстрицкого. Я жива, а это главное.
— Давай, твой муж отсидит пару лет и выйдет досрочно. Ты жива, а твои царапины никому не интересны.
— Ты прав, — вздыхаю я и выбираю из пакета апельсины, протягиваю Илье. — Возьми, здесь мало кому можно цитрусовые.
— Лер, ты чего какая? — внимательно разглядывает меня Илья. — Столько перенесла, а голос как у умирающей.
— Тошно, — признаюсь честно. — И страшно.
— Что страшно?
— В жизнь возвращаться страшно. Себя потеряла, не знаю, кто я такая сейчас.
— Ты к психологу ходишь? У вас есть занятия с психологом?
— Есть, только вот говорить мне ему особо нечего, — встаю, забираю с дивана пакет. — Спасибо за фрукты. Я так понимаю, что мы вряд ли еще встретимся?
— Ну почему же? — Илья тоже встает и подходит ко мне, заглядывает в глаза, ищет в них то ли ответ, то ли… Что?
— Ты свое задание выполнил, передал меня в руки нужным людям, пора тебя отпустить? — смотрю на него, едва сдерживаясь, чтобы не зарыдать.
— Мы увидимся… — хрипло произносит Илья. — Я теперь тебе должен.
— Ничего ты мне не должен, спасибо, что помог, — шмыгаю и отступаю от него на шаг. — Теперь я сама, давно нужно стать самостоятельной и ни на кого не надеяться.
— Лер… — Илья словно просит о чем-то, но я качаю головой.
— Не нужно, не лезь во все это.
— Поздно, я уже по самые уши. Ты не думай, что если я не смогу тебя навещать, то останусь в стороне. Я в этом деле главное звено теперь, только дистанционно.
— Понятно, спасибо, что приглядываешь за мной. Увидимся, когда все закончится.
— Увидимся.
И я ухожу, стараясь не оглядываться на Илью, который стоит и смотрит мне вслед. Иначе просто разрыдаюсь, брошусь ему на шею и никуда не отпущу. Потому что мне без него страшно, мне без него теперь никак.