Яд в крови
Шрифт:
— Я плохая мать, никудышная жена и, как оказалось, неблагодарная возлюбленная. Ян, я поняла, что еще никогда никого не любила.
Ян вдруг присвистнул. Ему захотелось вскочить и пройтись колесом по комнате. Но он не стал этого делать, потому что в таком случае пришлось бы потревожить Машу.
— Не веришь? — спросила она. — Я сама поняла это недавно. То была никакая не первая любовь, а дремучее детство. Жажда любви. Фантазии под музыку. Тоска по идеалу. Словом, как хочешь назови, но только не любовь. А ты… ты любил когда-нибудь?
— Не знаю, — откровенно признался Ян. — Однажды очень давно мне изменила девушка, на которой я собирался жениться, — это была моя школьная любовь и первая в жизни девушка. Мне было очень тяжело, и я сбежал,
Ян тяжело вздохнул и заерзал на диване.
— Это та самая цыганка? — догадалась Маша.
— Да. Мне… Понимаешь, когда я начинаю думать об этом, с моей головой происходит что-то странное, и я никак не могу разобраться в том, что случилось.
— Может, в этом не нужно разбираться?
— Нет, я обязательно должен все понять. Когда ты рядом, я ничего не боюсь. Понимаешь, ночами мне часто снятся кошмары…
— Если хочешь, расскажи мне о них. — Маша облокотилась спиной о согнутые в коленях ноги Яна и откинула назад голову. — Мне тоже снятся сны. Чаще всего Устинья.
Они замолчали. Но вот Ян заговорил:
— Я помогал старушкам — они жили, как монашки в глуши. Лидия приблудилась к ним, кажется, за год до моего появления. Это мне так сказала Перпетуя, с которой у нас установились хорошие отношения. Лидия влюбилась в меня. Она казалась мне поначалу настоящей дикаркой, и я даже слегка побаивался ее. Выяснилось, что она глухонемая. Мне нужно было рвать оттуда подметки, но случилось так, что мы с Лидией стали любовниками. Возможно, она меня околдовала, хоть я в это не верю. Как бы там ни было, мне с ней было очень хорошо.
Маша непроизвольно вздохнула, и это не укрылось от внимания Яна.
— Ты что? — спросил он и взял сестру за руку.
— Мне никогда не было по-настоящему хорошо. Так, как я себе это представляю, — сказала она.
Сердце Яна сжалось и забилось быстро-быстро. Ему хотелось целовать Машу в губы, шею, волосы, хотелось прижаться головой к ее груди, но вместо этого он поднес к губам ее горячую руку и нежно поцеловал.
— Еще будет. Вот увидишь, — сказал он и почему-то покраснел.
— Рассказывай дальше, мой загадочный брат, — велела Маша. — Я, оказывается, так мало о тебе знаю.
— Я догадывался, что они со мной что-то делают, — задумчиво продолжал Ян. — Понимаешь, лето было на исходе, мне нужно было возвращаться домой, а я все время откладывал этот момент. Потом наконец собрал рюкзак и, ни с кем не попрощавшись, пошел на пристань. Лидия догнала меня в лесу. Она просила остаться, но я сказал, что родители уже и так сходят с ума, мать в особенности, и что я должен ехать. Я поклялся, что приеду на будущий год. Она вроде бы поверила, и мы даже поцеловались на прощание. Я приехал в Саратов, купил билет на поезд, который отходил через час. Пошел перекусить в закусочную напротив и вдруг увидел в окно Лидию. Она шла босиком по лужам, и ветер раздувал ее широкие юбки. Я выскочил на улицу и окликнул ее, но она не обернулась. Мне показалось, я услышал ее смех. Потом я сел в поезд, влез на верхнюю полку и заснул. Проснулся на какой-то маленькой станции, выглянул в окно. Светило солнце, и я отчетливо увидел на платформе Лидию. Вдруг она спрыгнула вниз, на соседний путь. Тут же раздался рев сирены электровоза, мчавшегося навстречу. Я высунулся в окно, чтобы предупредить Лидию об опасности, но не успел даже рта открыть. Электровоз с ревом промчался мимо. На путях лежала юбка Лидии. Кажется, она была в крови. Я дико закричал, поезд тронулся. Я попытался соскочить, но мои попутчики силой увели меня назад в купе и даже связали руки и ноги. Потом я пил водку, вино, еще какую-то гадость, кажется, плакал, пытался что-то рассказать. Они надо мной смеялись — они-то, как я теперь понял, не видели ничего. Когда поезд пришел в Москву, один из них отвез меня к родственнице. Остальное тебе известно.
— Если бы не эта цыганка, мы бы, наверное, так
— Я ее боюсь, — неожиданно признался Ян. — Она часто приходит ко мне по ночам. Как-то, когда наше судно огибало мыс Доброй Надежды, я стоял на вахте и… Понимаешь, я отчетливо увидел ее на носу корабля. Она поманила меня к себе пальцем, и я послушно пошел, как собачонка на зов хозяина. А она тряхнула волосами и прыгнула за борт. Светила полная луна, и я отчетливо видел в ее свете брызги воды, поднявшиеся от ее погружения. Я смотрел на то место несколько минут, но она не вынырнула. Вода была прозрачной, и я видел тени глубоководных рыб. Ее в воде не было. — Ян поежился. — Я об этом еще никому не рассказывал. Сам боюсь в это поверить, но…
— Не бойся ее, — серьезно сказала Маша. — Я защищу тебя. Бедный, бедный Ян…
Она наклонилась, положила голову к нему на грудь и свернулась калачиком. Он замер, боясь пошевелиться.
Когда Ян проснулся, в комнате было светло от солнца. Он глянул на часы. Двенадцать без семи минут. Ничего себе. Эту ночь он спал на редкость крепко и чувствовал себя бодрым и отдохнувшим.
— Эй, лентяй-мореход, вставай пить кофе. — Маша впорхнула в комнату и остановилась возле дивана, безмятежно улыбаясь. Она была одета и причесана. — Мне скоро на урок. Если хочешь — можешь пойти со мной. Девчонки влюбятся в тебя, но я им скажу, что у моего брата есть невеста. Красивая, как… свитезянка. — Она вдруг что-то вспомнила и нахмурилась. — Нет, лучше ты подождешь меня на скамейке у памятника Чайковскому.
— Мне пора домой, — не очень уверенно сказал Ян.
— Уедешь вечером. И у меня снова начнутся будни. Не могут же праздники длиться вечно, а?
— Могут, — сказал Ян, шлепая босиком в ванную.
— Ты хочешь сказать, что наша жизнь должна быть сплошным праздником? — спросила из кухни Маша и пропела кусочек из арии Виолетты: — «Быть свободной, быть беспечной, в вихре света мчаться вечно…» Праздники тоже надоедают. — Она подняла глаза на стоявшего на пороге кухни Яна. — Мне нужно много страдать. Чтобы очиститься и через это очищение прийти наконец к настоящему празднику. — Она печально улыбнулась. — Глупо и банально, правда? Но последнее время я люблю себя в страданиях.
Ян ничего не ответил — он думал примерно так же, только никогда не говорил этого вслух.
— Ладно, пей кофе и пошли. После урока мы сходим… — Она на минуту задумалась, приложив к губам палец. — Ну да, мы сходим в кино. В «Повторном» идет «Серенада большой любви». Если мне не изменяет память, ты тоже неравнодушен к Марио Ланца, верно?..
Ян ждал ее на скамейке возле памятника Чайковскому. Над головой шумела цветущая сирень, мимо проносились машины, легко шелестя шинами. Его взгляд скользил поверх крыш домов. С тех пор он не раз бывал в том переулке, но дом сломали, а на его месте построили современную кирпичную башню.
Ян закрыл глаза и сразу увидел ту, другую, Машу — она шла по тротуару и смотрела вверх, на окно, возле которого он обычно дожидался ее возвращения. В свете фонаря ее волосы казались золотыми, а лицо совсем детским. Мерзавец, убивший ее, расхаживает по улицам как ни в чем не бывало. Ян стиснул кулаки. «Мне отмщение, и Аз воздам», — вспомнил он и сказал вслух: «Нет, я не верю в это. Не верю». Он сидел, глядя невидящим взором на проносившиеся мимо машины и троллейбусы, и думал о том, что все непротивленческие теории выдуманы слабыми безвольными людьми себе в утешение. Человечество не готово и никогда не будет готово жить согласно подобным теориям. А этот маньяк может… Ян простонал и скрипнул зубами, подумав о том, что Маша ходит теми же улицами и переулками, какими ходила когда-то ее мать, что она хрупка и беззащитна, эта девушка с рассыпавшимися по плечам светло-русыми локонами и грустными глазами. Мир жесток, мир опасен, он просто чудовищен, а она одна, совсем одна в большом городе. Он простонал еще громче и изо всей силы хватил кулаком по граниту лавки.