Яд желаний
Шрифт:
— А ты скоро? — прокричала та ей вслед, но ломиться в подъезд благоразумно не стала, вернулась на лавку и приготовилась терпеливо ждать. И то, торопиться ей вроде было некуда…
Тим, которого Катя ожидала с минуты на минуту, не одобрил бы такого знакомства, и она только порадовалась, что его пока нет дома. Она открыла холодильник, быстрым взором оглядывая, что бы вынести бомжихе. В холодильнике, прямо скажем, было не густо. Если не считать яиц, то дать этой особе нечего. А, вот колбаса, которую она благоразумно не положила в посылку. И правильно сделала, потому что колбаса пригодится прямо сейчас.
— А сладенького ничего нет?.. — спросила бомжиха, корочкой подчищая остатки яичницы.
— Так выпить или сладенького? — спросила Катя, наблюдая за тем, как бомжиха с сожалением доела последнее и облизала земляного цвета пальцы.
— Можно выпить сладенького. Как говорится, два в одном. Ликера там какого-нибудь. Просекла, ну?
— Баранки гну! — рассердилась Катя. — Ты мне про Володю скажешь что-нибудь?
— А зачем он тебе? — удивилась бомжиха. — Я сама тебе расскажу чего хошь. Еще и почище его! Ну, чего рассказывать?
— Как Леня Водолажский от тортика помер, — навскидку сказала Катя.
— А-а-а… — плотоядно протянула бомжиха. — Про жлобяру этого… Только это не очень интересно, — предупредила она. — Хочешь, я тебе расскажу про ужасы на кладбище? Я там одно время тусовалась. Там по ночам, когда луна светит, такое…
— Нет, — перебила Катя. — Мне про кладбище неинтересно.
— Или про свалку много чего знаю — как туда бандиты трупы прямо настоящие вывозят…
— Ты это сама видела? — подозрительно спросила Катя.
— Не-е-е, сама не видела, но наши рассказывали!
— Нет, про трупы не надо, — поморщилась Катя, не желая слушать очередную байку из обширного фольклора бомжей.
— Ну, как хочешь… О, давай я тебе щас расскажу, как ночью видела, как мужик мужика трахал? Уссаться можно! Стонали прям оба! Сама видела! Для газеты в самый раз.
— У меня другая газета, — сказала Катя. — Давай про Леню Водолажского, как договаривались.
— Ну, как хочешь. Только я сразу скажу — как Леня помирал, я не видела, мне это неинтересно. Я вообще на жмуров не люблю смотреть. Фу, гадость… лежит… синий… и вонь от них!.. Как не от людей прямо!
— Расскажи, как вы торт нашли, — перебила Катя излияния остро пахнущей отнюдь не духами «Шанель» персоны.
— Это я его нашла, — быстро сказала бомжиха, видимо стараясь внести в историю для газеты хоть какой-то драматизм. — А он у меня, сволочуга такая, отнял! Воспользовался тем, что я женчина… слабая! Я хотела хоть кусок урвать, так зараза эта не дала!
— Так ты вроде кусок выхватила, — напомнила ей Катя.
— Ну, чего я там успела… крема чуток только. Вкусный был! Жирный такой, сливки сбитые, что ли… А рожа эта депутатская так развонялась! Наорал да по горбу меня! Ах, ты, пидор такой, думаю, на женчину руку поднял! Ну ничего, думаю, будет и на нашей улице праздник. Ну, я на следующий день на кладбище поехала, пасок надыбала,
— Ты мне про Леню рассказывай, — напомнила Катя.
— А чего про него рассказывать? Жлоб он — жлобом жил, жлобом и помер. И на том свете небось жлобствует! Женчине тортика зажалел!
— А в каком дворе вы тортик нашли?
Бомжиха снова поскреблась, и Катя на всякий случай отодвинулась подальше, хотя и так сидела почти на самом краю скамейки.
— В каком дворе… А зачем тебе? Я двор уже и не помню. Тебе ж про жмуров вроде историю?
— Ты выпить хочешь? — спросила Катя непонятливую бомжиху.
— Конечно, хочу! — обрадовалась та. — Давай деньги, я сбегаю!
— Сначала на вопросы отвечаем, потом — деньги! — рявкнула Катя. — Тебя как зовут?
— Танька-косая я…
— Имя, фамилия, отчество!
— А зачем тебе? — подозрительно спросила та, что гордо именовала себя «женчиной».
Вместо ответа Катя достала из сумки двадцатку и помахала ею под носом у Таньки-косой. Та сглотнула, зачарованно уставившись на купюру.
— Губатова я… Татьяна Петровна. Уроженка с Воронежской области…
— Документы есть с собой?
— Есть…
— Покажи.
— А ты не из ментовки? — снова почуяв неладное, спросила Татьяна Петровна. — Документы тебе мои зачем?
— А гонорар тебе газета как платить будет? Деньги-то на кого списывать нужно? На жмуров на твоих?
— Ага, поняла, — сказала Танька-косая, порылась где-то в области почек и достала замызганный паспорт. — Только в руки не дам, — предупредила она и раскрыла первую страницу.
С фотографии на Катю глянула вполне приличная женщина: круглолицая, русоволосая, с аккуратной стрижкой каре. Судя по дате рождения, Губатовой Татьяне Петровне было сейчас 32 года, а особе, сидящей на скамейке, — все шестьдесят.
— Да ладно, это не ты совсем… — протянула Катя.
— Да как не я… Вот смотри. — Бомжиха ткнула в фотографию корявым пальцем, и Катя увидела, что глаза у женщины на фото и у ее собеседницы — одни и те же. Карие, и правый глаз сильно косит. — А то говорит — не я, а бля какая-то… Я и есть! — гордо заявила она.
— Ну так что, двор показать сможешь, где Леня тортик нашел? — еще раз спросила она.
— Не, двор не смогу. — Бомжиха покрутила головой. — Не помню уже. Времени-то столько прошло! Как по мне, все дворы одинаковые. А тебе тот двор зачем сдался?
— Ну, фото для газеты сделать.
— Ну, бляха-муха, сказала! — развеселилась Танька-косая. — Да ты любой двор возьми, оно ж без разницы! — посоветовала она. — Двор — он двор и есть. А там такой двор был… не шибко красивый. И темный. Вот у тебя двор — зашибись прямо: грибочки покрашены, и песочек, и зелень кругом! Тут фотки и сделай. И меня заодно. Я тебе за десятку всего спозирую! Давай я завтра утром приду, когда солнце будет? Только ты того… на завтрак мне спроворь чего, а то мне искать-то некогда с утра будет… И выпить. Ты ж обещала!