Ядовитое жало
Шрифт:
— Где они живут?
— При больнице, там во флигеле изолятор, где я лежала, а рядом их комната.
Глаза Ганса повеселели. Он прикидывал, как получше организовать встречу. Тащить девчонок сюда в кабинет он не хотел, так как знал, что оберштурмфюрер Белинберг не упустит случая нагадить ему и завтра же позвонит Борцелю.
— А если нагрянуть туда к ним?
— Сейчас?
— Конечно. Зачем откладывать?
— Но вы скажете главврачу, чтобы он не ругал их? Это такой несносный тип. Старая польская карга…
—
— Нужно взять что-нибудь из провизии. Девочки получают жалкий паек. У них даже угостить вас нечем будет. И, Казимир Карлович, вы конечно, возьмете охрану? На всякий случай. Я без охраны с вами не поеду.
Ганс приказал Филинчуку разбудить второго охранника и запрягать лошадей, сам уложил в чемоданчик две литровые бутылки самогона, провизию, сунул в карманы гранаты и, окинув взглядом кабинет, видимо, хотел уже сказать: «Готово, поехали!», но какая-то тревожная мысль задержала его. Он задумался, а затем решительно вытащил из-за пазухи небольшой кожаный портфельчик, спрятал его в сейф и, повернув ключ, дважды попробовал, хорошо ли закрыта стальная дверь.
— Посошок? — сказала Валя, показывая на оставшуюся на столе недопитую бутылку.
— Да, да, — охотно и весело согласился Ганс, хватая бутылку.
— Дайте, я сама, — прикрыла свой стакан ладонью Валя. — Я не хочу напиваться сразу, я люблю растягивать удовольствие, — Овладев бутылкой, она налила себе на донышко.
— Ну, ну, — Ганс хотел добавить. Завязалась шутливая борьба. Валя, смеясь, с силой вырвала бутылку, не удержала ее, бутылка трахнулась о пол, разбилась.
— Ну вот… — огорченно сказала она.
— Ничего, это к счастью, — успокоил ее Ганс и уже хотел было открыть чемоданчик.
— Подождите, у меня же есть…
Она вынула из сумочки плоскую бутылку и, отвинтив металлическую пробку, наполнила стакан Ганса наполовину.
Ганс замер, глядя бегающими глазами на стоящие рядом стаканы: в одном жидкость была светлой, в другом- мутноватой. На его лице начало появляться загадочное выражение.
Валя торопливо подняла стакан. Она улыбалась, но улыбка была какой-то вымученной.
— За ваше здоровье!
От внимания Ганса, кажется, не ускользнули ни эта поспешность, ни напряженность улыбки девушки. Он поднял стакан, посмотрел жидкость на свет, понюхал, осторожно пригубил.
Валя с веселым недоумением глядела на него.
— Отрава… — тихо и зловеще произнес Ганс, ставя стакан на стол. Он был во власти внезапно нахлынувшей на него подозрительности. — Тебя купили? Подослали доченьку покойного друга… Так ведь?
Не отрывая от нее взгляда, он, словно готовясь к прыжку, пригнулся, втянул голову в плечи.
— Вы с ума сошли, Казимир Карлович!
— Знаю, — злорадно произнес Ганс. — Повторяете прием… Отравить хочешь? Не вышло. Пошлю водку на анализ. А тебя…
—
Она сердито выплеснула самогон из своего стакана и налила из плоской бутылки.
Ганс, все так же пригнувшись, следил за каждым ее движением. Злорадная улыбка медленно сходила с его лица. Пристыженный, он обмяк, смутился, но тут же воспрянул духом, решил обернуть все в шутку, оглушительно загоготал.
— Ага, испугалась? Нервы шалят?
— Перестаньте! — сердито сказала Валя. — Вы меня обидели. Это калганивка. Советую всегда употреблять. Давайте выпьем и поедем.
Она выпила первой, все до единой капли. И вслед за ней осушил свой стакан Ганс.
На нижнем этаже возле часового находился оберштурмфюрер Белинберг. Конечно, вышел специально, чтобы понаблюдать за своим недругом.
— Я на операцию, — сухо бросил в его сторону Ганс и, придерживая Валю за руку, вышел на крыльцо.
Через две минуты бричка выехала на улицу. На козлах сидели два полицая, позади - шеф и его гостья. Часовой закрыл ворота.
Не прошло и пятнадцати минут, как снова послышалось цоканье копыт на мостовой.
Часовой выглянул в калитку - у ворот стояла бричка. На заднем сидении виднелась фигура девушки. Ганс сидел рядом, уронив голову ей на колени. К калитке смело подошли трое. Шедшего впереди часовой узнал - охранник Ганса, полицай Филинчук.
— Только поскорее, господа, — раздраженно сказал один по–русски и, обращаясь к часовому, добавил на чистейшем немецком языке: — Эта свинья опять напилась. Забыл письмо. Что-то немыслимое… Скоро я с ним потеряю голову.
Филинчук и тот, что говорил по–немецки, направились к дому, а другой остановился у калитки.
— Что, Ганс назюзюкался с барышней? — насмешлива спросил часовой по–немецки.
— Ничего, проспится, — с сильным акцентом ответил по–немецки мнимый полицай.
В эту минуту из дома вышли те двое. Они уже приближались к калитке, как со стороны крыльца раздался голос оберштурмфюрера Белинберга:
— Часовой, задержать! Белинберг подбежал к калитке.
— Что здесь происходит?
— Оберштурмфюрер Белинберг? — досадливо спросил тот, что хорошо говорил по–немецки. —Мы с Гансом. Очень спешим…
— А где Ганс?
— Черт бы его побрал, вашего Ганса. Он напился и сейчас дрыхнет в бричке, не добудишься.
— Кто вы такой?
— Лейтенант Брюнер. Господин оберштурмфюрер, каждая минута дорога. Мы и так опаздываем.
— Документы?
— Черт возьми! — в бешенстве зашептал назвавший себя лейтенантом Брюнером. — Через полтора часа я должен встретиться с Бородачом как представитель Армии Людовой. Неужели вы думаете, что я собираюсь явиться к нему с немецкими документами в кармане?