Якудза
Шрифт:
«Приехали…»
Вставать не хотелось. В голове плавало облако грязноватой мути, которую, казалось, можно было бы потрогать пальцами, если вынуть глазные яблоки, на которые она слегка давила изнутри.
«Выстрел… Похоже, шприцем со снотворным… Потом шприц без выстрела… Сихан… Передать послание…»
Стас помотал головой. Муть лениво перекатывалась в черепе, как подсолнечное масло в бутылке.
«Интересно, чем они меня накачали? Даже как в поезд сажали не помню…»
Женщина в железнодорожной форме потрясла его за плечо.
— Выходим, молодой
«Москва… Передать послание…»
Стас встал и, пошатываясь, направился к выходу.
Женщина покачала головой ему вслед.
— Вот ведь… Здоровый, молодой — а тоже наркоман. Глаза ваши стеклянные, бесстыжие…
Стас вышел на перрон. Яркое зимнее солнце полоснуло по глазам желтым лучом. Стас зажмурился. Муть не пропала, но хотя бы перестала давить на глаза.
Он вышел из здания вокзала, стараясь не шататься при ходьбе. Пошарил по карманам куртки, нашел пачку денег и деревянную трубочку с посланием… «которое надо передать…».
В привокзальной палатке он купил пластиковую бутыль ледяной воды и в ближайшей подворотне долго поливал стриженый затылок, чередуя омовение с пальцевым массажем трех точек на голове.
— Теперь порядок.
Мысли еще путались, но туман в голове пропал начисто.
«Интересно, чем меня накачали? И зачем?»
Стас усмехнулся про себя.
«Дурацкий вопрос. Да я б их там всех тогда в фарш перемолол…»
И удивился.
«Что это со мной? Сихан прав — действительно, контроль потерял. Расслабился, увлекся чертовым сябу — и вот, докатился. Тоже мне, ниндзя недоделанный. Сяпу, конечно, жаль, но не настолько же, чтобы рыдать как дореволюционная институтка… Да уж, мощная дурь в Японии произрастает. Пора завязывать. А то прищучат узкоглазые как пить дать за плохое поведение. И не посмотрят, что приемный сын уважаемого человека».
Куда идти и кому передать послание, Стас знал без дополнительных инструкций. Случалось ранее пару раз возить такие вот трубочки, содержимое которых боссы Организации не решались доверить обычным средствам связи. Место передачи было одним и тем же.
Не первый и даже не десятый водитель решился отреагировать на поднятую руку здоровенного стриженого парня в дорогой, но сильно помятой одежде.
— Тебе куда? — поинтересовался водитель «лохматой» «Волги».
Стас сказал.
Водитель взглядом бывалого таксиста окинул потенциального пассажира.
— Пять сотен, — буркнул он.
— Идет, — сказал Стас, протискивая плечи в машину.
— Только деньги вперед.
Стас хмыкнул, полез в карман, вытащил пачку хрустящих пятисоток и отслюнявил купюру.
— Держи.
Слегка напряженное лицо водителя разгладилось.
— О, верю! Слушай командир, а может сначала приоденемся, а? Я это место хорошо знаю, тебя туда в таком прикиде точно не пустят. Как насчет хорошего модного салона? Я тут знаю один. Шмотки — ммм… закачаешься. А я подожду, не вопрос…
Стас поднял руку, посмотрел на мятый рукав своего пальто, понюхал его для верности…
— А что, все так плохо?
— Не алё, —
Стас вздохнул.
— Здоров ты разводить клиентов, командир. Ну что ж, вези в свой салон…
…Это был отреставрированный старинный особняк, каких много в центре столицы. Трехэтажное здание с высоченными потолками, окнами, украшенными лепниной по периметру и закрытыми металлическими жалюзи изнутри. И единственным входом — черной бронированной дверью со стальной блямбой переговорного устройства сбоку от нее.
— А откуда ты так хорошо знаешь это место? — спросил Стас.
— Я, братишка, почитай, тридцать лет в такси оттрубил, — ответил водитель. — Москву знаю как свои четыре пальца на левой ноге — пятый в Приднестровье пулей срезало. И за этот тридцатник шибко много всего видел и знаю. И помалкиваю. Потому, что остальные пальцы берегу. Так что с тебя еще три раза по пять сотен — и я тебя не видел, не слышал и весь день сегодня в гараже был.
Стас рассмеялся и отдал требуемое. Ополовиненная пачка гораздо менее заметно оттопыривала карман нового французского кашемирового пальто.
— Это хорошо, дядя, что ты такой молчаливый, — сказал он, открывая дверь машины. — Молчи дальше, береги голову. А пальцы в наше время — материал расходный.
— Тебя подождать?
— Не стоит. А то с тобой, чувствую, я домой нищим вернусь…
Он хлопнул дверью. «Волга» рванула с места вдоль ряда припаркованных у дома новеньких и всех как один черного цвета «тойот», «нисанов» и «мицубиси» и скрылась за углом особняка.
Стас поднялся по лестнице и нажал кнопку переговорного устройства.
— Слушаю вас. Кто вы и к кому? — мягким голосом спросила блямба.
— Яма-гуми. К хозяину, — сказал Стас по-японски.
— Да, господин, — тоже по-японски сказала блямба. В ее измененном динамиком голосе послышались нотки почтительности.
Дверь открылась внутрь. Вслед за ней внутрь помещения отодвинулся стоящий за ней молодой японец, одетый в черное кимоно с двумя мечами разной длины за поясом. Японец поклонился Стасу.
— Прошу вас, господин.
Стас вошел, удостоив привратника слабым намеком на кивок. Дверь за его спиной бесшумно закрылась.
Это был японский ресторан. Ресторан «для своих», отличающийся от многочисленных столичных ресторанов «для белых» отсутствием столов с крутящимся верхом, стульев, показной роскоши и замороженных суши.
Стены огромного помещения были каменными, выполненными из настоящих скальных пород, привезенных из Страны Восходящего Солнца. По каменным стенам струились небольшие водопады, стекающие в крохотное озеро, в котором плавали живые усатые рыбы. Прямо из пола росли сакуры и сливовые деревья, уходящие верхушками в потолок третьего этажа (второй, вероятно, был снесен при реставрации здания и постройке ресторана). Одна из стен представляла собой огромный аквариум, в котором величаво плавали рыбины побольше, а на дне задумчиво шевелили круглыми бусинами глаз крупные крабы с перетянутыми черными ленточками клешнями.