Яма
Шрифт:
— Молчи уже, — накрыл ее рот ладонью. — Не взрывай меня.
Ника сверкнула глазами, без голосовых связок транслируя ему все, что думает. А его мозг разбили воспоминания, как шесть лет назад он ее так же затыкал и зажимал. Грудь будто огненной стрелой пронзило, вздохнуть с трудом получилось.
Наклонившись ближе, заменил ладонь ртом. Поцеловал достаточно мягко и осторожно, прихватывая ее губы кожно и ласково. Но Ника, подавшись навстречу, абсолютно некорректно смазала все старания Града. Обвиваясь вокруг него руками и ногами,
И все… Мысли, короткими неясными вспышками, в сбитую кашу. Дальше на голых инстинктах.
А стоило проникнуть внутрь ее тела, контроль окончательно дал сбой. Откуда в ней столько страсти? И как она уживалась с этой, *б вашу мать, оглушающе-прелестной стыдливостью? Почему даже там она ощущалась совершенно иначе, чем другие? Охранительно нежной, обжигающе горячей, ох‘ительно ароматной и влажной.
Она вновь раскидала его на куски.
— Серёжа, — сладко выдохнула Ника ему в губы уже после финиша. — Серёжа, я должна тебе сказать…
— Говори.
Посмотрел на нее с ожиданием. Но тут она вдруг зажмурилась и отрицательно замотала головой.
— Нет?
— Нет. Не могу. Может, потом…
А у него нутро разодрало тревогой. Что такого она не могла ему сказать? Ее еще что-то беспокоило? Ему с этим что сделать? Снова зашить по живому и подождать, пока она созреет и раздавит его своими новыми страхами?
— А мне что думать, пока ты сможешь? — не мог не спросить.
— Что все хорошо. Сейчас все хорошо, — заверила его Доминика. — Честно.
Градский приложил все усилия, чтобы не накручивать себя. Нельзя было развивать скорость. Нельзя было… Существовал большой риск снова уйти в кювет. Ему ли не знать, как это было в последний раз.
Еще раз смяв губы Ники в ненасытном поцелуе, заставил себя с нее слезть. Откинувшись на спину, привлек девушку к своему боку. Она сама устроилась удобнее, поворачиваясь к нему спиной и прижимаясь, мать вашу, к его паху ягодицами. Сплела свои пальцы с его и, тихонько вздохнув, прижала их к животу.
— Спокойной ночи, Сережа, — закрыла глаза.
Он несколько раз напомнил самому себе собственный возраст и разнообразие женщин, с которыми ему за зрелую часть этих лет пришлось тр*хаться.
"Хватит ее трогать…"
"Пусть отдыхает…"
"Завтра…"
Планомерно выравнивая дыхание, заторможенно смотрел на изгибы обнаженного тела. И ничего не мог с собой поделать. Он был прямолинейным, ненасытным и свободным от каких-либо *бучих моралей. Но Доминику следовало беречь. Для нее подобная нагрузка еще непривычна. А завтра ей на работу. Не хотел, чтобы она их секс с каждым телопередвижением вспоминала.
Вскоре сердцебиение вернулось в норму. Закрывая глаза, Градский решил, что сможет заснуть.
У Кузнецовой же были свои виды на ситуацию. Дождавшись, когда его дыхание стало глубоким и размеренным, осмелилась сказать то, что давно выжигало ее изнутри:
— Я так люблю тебя,
Едва успела закончить, как Градский внезапно, к ее тихому и необъятному ужасу, крепко сжал ее в кольце своих рук.
— Я тебя тоже, Республика.
Подскочив, оглянулась. А поймав его довольную ухмылку, спрятала лицо в ладонях.
— Я думала, ты спишь! Зачем? Зачем ты притворялся?
Его счастливый смех отразился от стен и прошелся по ее нервам наждачной бумагой.
— Я не притворялся. Собирался спать. Не успел, — потянув за руки, попытался заставить Доминику открыть лицо.
"Ни за что на свете!"
— Мне так стыдно! Так стыдно… Немедленно погаси ночники! Иначе я умру.
— Да ты чего? Какой умру? Прекращай, Плюшка.
Она лишь жалобно пискнула и быстро-быстро замотала головой.
— Ну, хочешь, я помогу тебе справиться с неловкостью? — со вздохом предложил ей помощь.
Видел, как девушка притихла, явно рассчитывая на сказочное чудо с его стороны.
— Ты перемотаешь время назад?
Посмеиваясь, Градский придвинулся к ней ближе. Поцеловав подрагивающие на лице пальцы, тихо прошептал:
— У тебя на попке есть такая миленькая сексуальная родинка, с левой стороны, ближе к…
Шумно выдохнув, Доминика оторвала ладони от лица, чтобы с возмущением толкнуть его в грудь.
— Ты такой придурок! Такой придурок!
А Градский хохотал уже на всю комнату. Поймав ее руки, прижал их к своей груди.
— Я больше никогда не разденусь! Я больше никогда, слышишь? Никогда!
— Я люблю тебя, Ника, — продолжал смеяться он. — Я люблю тебя. Ты сказала, что и ты меня тоже. Я слышал. Все.
— Дурак… Дурак же…
Глава 34
Ты вошла в мою грудь и сломала все ребра,
чтобы сделать это сердце большим…
Во сне подсознание запустило обработку полученной накануне информации — звуки, запахи, образы, эмоции и ощущения. Реальности сонному забвению добавлял тот самый женский запах и теплота желанного тела. Поэтому не было ничего странного в том, что ранним утром, когда небо еще только разрезали первые рассветные лучи, Градский проснулся в повышенной боевой готовности.
Отбрасывая непристойные мысли, попытался разбудить и Нику. Знал, что перед работой ей нужно успеть заскочить домой. Ведь ее платье так и осталось лежать мокрой грудой в душевой.
Однако девушка не поддавалась ни на голос, ни на физические стимуляции. Что-то неразборчиво бормотала, недовольно морщилась и откатывалась на противоположный край кровати, накрывая голову подушкой.
Градский на долгое мгновение оторопело застыл, безотчетно разглядывая изящную дугу позвоночника, сексуальные ямочки на пояснице, округлые ягодицы, ту самую родинку…