Яма
Шрифт:
Видел, как в ее глазах выступили слезы. Тотчас захотел остановить, потому как, несмотря на потрясающее удовольствие, в груди что-то сильнее и болезненнее пережало. Обхватывая ее подбородок пальцами снизу, попытался отстранить. Но Ника мотнула головой и… продолжила.
У Градского задрожали мышцы живота и ног. Такой слабости в собственном теле он еще не испытывал.
— Хватит… Я уже… скоро…
Выпустив его изо рта, она, словно неопытный спортсмен-бегун, снова пошла на отдышку. В этот раз член был не просто блестящий и влажный, от него
— Хорошо… Кончай, Серёжа.
— Бл*дь… Ничка…
Подавшись слегка в сторону, она потерлась щекой о его ладонь. А потом вернулась к увлекательному занятию, которое грозило Градскому банальной остановкой сердца. На последних резких погружениях во влажную теплоту ее рта он искусал себе губы в кровь. И, безотчетно сжимая волосы Доминики в кулак, излил в нее свое наслаждение.
Если бы не их первый раз, он бы не постеснялся заявить, что испытал лучший оргазм в жизни. Но была та самая первая ночь, Плюшкины мурашки, сладкий болезненный поцелуй и ее девственность.
Она становилась ближе и ближе, а ему — все мало.
Его Республика. Его Планета. Целая Вселенная.
34.2
Чудом успели к первой паре Доминики. Ощущение необычайного счастья переполняло ее, распирало изнутри. В таком состоянии трудно было мыслить о завтрашнем дне. Да что там! Господи! О следующей минуте не думалось! Собранная, запечатанная в строгий рабочий наряд, чувствовала себя той же до одури влюбленной восемнадцатилетней девчонкой, что и шесть лет назад.
Легкой. Воздушной. Взволнованной.
Целуя Градского на прощание в машине, смеялась, отстранялась и раз за разом обратно к нему прижималась. Обнимала крепко. Грелась о теплоту его кожи. Вдыхала запах.
Снова и снова шептала:
— Я не хочу уходить… Не хочу… Не уйду… Хочу с тобой остаться…
— Я тоже, маленькая. Люблю тебя.
Почему-то он своим скупым и сдержанно-ровным тоном все ее воздушные и торопливые порывы придавливал. Умел Градский вкладывать в простые слова необъятный смысл. После них внутри все не просто дрожало, разлеталось на беспорядочные частицы.
— Значит, мы больше не друзья?
— Издеваешься, Ника? — недовольно отбил ее шутливый вопрос.
— Почему это?
— Мы же ребенка делаем и все остальное…
— Кстати, сегодня мы неосмотрительно израсходовали биологический материал, — краснея, продолжала забавляться.
У Градского свело челюсти. Глянул так, что у Ники дыхание оборвалось.
— Молчи, я прошу тебя.
Притиснул ее к своей груди так крепко, насколько позволяла центральная консоль. Покрыл поцелуями глаза и нос, скулы и щеки, нежный шелк волос. Тронул руками плечи и запястья. С чувством невыразимой потребности сжал ее дрожащую ладонь.
— В котором часу ты заканчиваешь? — спросил, прочищая забитое эмоциями горло.
— В три ноль пять, — прошептала ему в шею. — Но, ты же позже, да?
— Да. Позже.
— Я
— Правда? Будешь ждать? — не привык еще к такому, не верилось.
Внутренности скрутило от мысли, что вечером снова ее увидит и обнимет. И завтра, и послезавтра… Каждый день теперь.
— Буду, — безостановочно ласкалась о его шею лицом. Сама уже пропахла его запахом, а все мало было. — Весь день буду тебя ждать, Серёженька. Мыслями о тебе буду жить.
Обведя ладонями лицо Доминики, приподнял к себе, чтобы коснуться лбом переносицы.
— А я — о тебе.
— Ну, все… Я должна бежать… — зажимая пальцами полы его пиджака, притиснулась еще крепче.
— Беги.
— Бегу.
— Иди сейчас. Ато увезу тебя обратно. И пошло все на…
— Нет. Нельзя.
А сама смотрела и ждала, испытывая его расшатанную выдержку на мнимую крепость.
— Республика. Три секунды тебе даю. Не выходишь, завожу мотор.
Рассмеялась звонко. И, чмокнув его в сжатые от напряжения губы, подхватывая сумку, все-таки выскочила из автомобиля.
Отбежала на несколько метров, а услышав, как заурчал двигатель BMW, обернулась и помахала на прощание рукой.
34.3
— В рощу его вывезем. П*зды дадим, забудет, как пустые понты колотить, — сухо рассуждал Градский, удерживая одной рукой телефон у уха, второй — прокручивая рулевое колесо.
Завернув на парковку перед домом Кузнецовой, медленно покатил автомобиль, выискивая глазами свободное место.
— Заманчиво, — протянул Титов на том конце провода.
— Наглые убогие люди расстраивают.
Адам выразительно хмыкнул.
— Согласен.
— Все, давай, — отыскав пустое парковочное место, потерял интерес к делам и работе. — Меня Ника ждет.
Сказал, и в груди враз горячо стало.
— Привет передавай.
— Передам. На связи.
— На связи.
Доминика встретила его значительно тише и скромнее, чем утром провожала. Вернулась некая неловкость. Моментами она смотрела на Градского и тут же, краснея, отводила взгляд. Хотя болтала, как всегда, вполне непринужденно. Делилась, как день прошел, какие предметы и группы ей самой больше нравятся. Упомянула, что после работы они с Уваровой по магазинам пробежалась.
Попутно накрыла на стол. Поставила перед Сергеем парующую и ароматную тарелку спагетти с соусом. Предложила салат и отдельно нарезанные овощи.
За ужином так же старательно заполняла тишину. Он узнал, где Ника на четвертом курсе проходила практику, что в прошлом году она начала ходить в спортзал, последний новый год встречала в Карпатах, а позапрошлым летом летала с родителями в Турцию.
Остановить ее удалось, только когда со стола убрали. Она вытерла руки, повесила кухонное полотенце на крючок и, выдохнув, собиралась обернуться, когда Градский обнял ее со спины.