Яма
Шрифт:
Наклонившись, снова огладил ладонями ее уже воспаленное и покрывшееся скупой испариной тело. Сцепляя зубы и слабо через них выдыхая, Ника приготовилась к продолжению варварского набега.
Все, что Градский ей говорил, производило на нее странный эффект. С одной стороны, впечатляло своей суровой откровенностью, а с другой — проваливалось в сознание с поразительной для нее беспечностью.
"Да делай со мной, что хочешь, Градский…"
Озвучила свои мысли бездумно, на томном выдохе:
— Делай со мной все, что хочешь, Сережа…
И
Вставив в нее два пальца примерно до половины, хрипло простонал. Двинувшись дальше, буквально, как зверь, зарычал. Согнув фаланги, прижал, насколько это возможно, к промежности оставшуюся часть ладони.
— Ты такая тесная, такая горячая, такая мокрая… Сдохнуть, как хочу сюда…
Свободной рукой сжал одну из ее грудей и всосал наэлектризованный предыдущими ласками сосок.
Пальцами начал ее тр*хать, выбивая из разгоряченной плоти хлюпающие звуки и воздействуя сразу на все потаенные чувствительные точки. Шокируя девичье тело волнами дичайшего и умопомрачительного удовольствия.
— Сережа…
Хотелось, чтобы и он с ней…
Запрокидывая голову, Доминика отрывисто отвечала на его неглубокие, будто ловящие ее надсадное дыхание, грубоватые поцелуи. А затем… следуя сумасшедшему порыву, поддевая трясущимися пальцами резинку, сдернула с бедер Градского трико. Прикоснулась к вздыбленному твердому члену ладонью. Примерила на весу его массивную тяжесть. Прошлась вверх-вниз и обратно.
— Остановись, — выдавил Градский, тяжело и шумно дыша.
Отпрянул назад.
— Не хочу. Не хочу. Не хочу, — зашептала часто, не прекращая движения. — Потрогай меня там… им… Сережа… По-настоящему хочу. Полностью. Тебя хочу полностью. В себя. Хочу тебя.
Он качнул головой, словно отмахиваясь от вызванного ее словами и ситуацией в целом наваждения. Отодвинулся еще дальше, окончательно разрывая контакт. Выпрямился, стоя на коленях.
— Не-не-не… — странно, будто безумец, рассмеялся. — Я не буду тебя тр*хать, мурзилка.
Доминика машинально совершила очередной вдох, который буквально выжег ей легкие. Какие-то интонации в голосе Града вынудили ее изнутри вспыхнуть и загореться. Доведенные до предела исступления многомиллионные разветвления нервных микроволокон закоротило.
Замыкание, и темнота.
— Ну и дурак!
Упираясь пятками и локтями в ковер, резко дернувшись, подалась назад. Планировала подняться и скрыться в ванной. Возможно, поплакать там, собраться с мыслями и силами. Влага уже подступала к глазам, пощипывая и обжигая слизистую.
Только Градский не дал возможности даже подняться. Снова ринулся вперед, наваливаясь и обхватывая ладонями лицо, неосознанно причинил боль.
— Че ты, бл*дь, психуешь, Кузя? — зажал между большим и указательным пальцами подбородок. — Я с тобой по нормальному хочу. А
— По нормальному? Тебя абсолютно невозможно понять! Сам себя послушай! To хочешь, то не хочешь. Что за бред? — яростно перевела дыхание. В пылу эмоций выдала то, чем не следовало делиться: — А я-то про тебя все знаю, уж поверь, Сереженька, от бабья твоего наслушалась. Такие подробности, даже не представляешь! Не настолько я далекая, как ты думаешь. А теперь отпусти!
Когда он не двинулся, психанула еще сильнее:
— Я, блик, сказала, пусти меня!
— Слышь, Кузя, тормозни. Не рыпайся, а то будет… больно. Выдохни, бл*дь, и "присядь".
Только Ника после эмоционального аттракциона, который Градский ей в этот вечер устроил, была уже за пределами разума.
— Это тебе, Сережа, сейчас будет больно, когда я лицо тебе расцарапаю! Ведешь себя как бычара. Не рыпайся, бл*дь… — передразнила его грубый низкий голос. — Покруче ничего не придумал? Оп, оп, иди сюда[1]! Ты вообще, кто по жизни? Коня нарисуй! — с невесть откуда взявшейся достоверностью перешла на гоп-стайл. Вздрогнула всем телом. — Оставь меня в покое!
Градский от такого поворота окончательно слетел в полоумное состояние.
Станция "Едрит-Мадрид".
"Выходим, бл*!"
Поймав рукой оба запястья девушки, грубо завел ей за голову и пригвоздил к ковру, пальцами второй — крепче сдавил подбородок. Коленями затиснул бедра, блокируя любые ее сумбурные метания, отзывавшиеся внутри него адским пламенем.
— Э, мадам, успокойся, давай. Не нарывайся, по-хорошему тебя прошу. С голой жопой, а борзая, как сто китайцев.
А Доминике хотелось бы вывести его из себя! Спровоцировать, чтобы не держался ни за что вообще, чтобы думать способен был лишь о ней… А не о каких-то там правилах, понятиях и запретах.
— Пошел ты, Сереженька! — отрывисто выдохнула, толкая его предплечье грудью. — Знаешь, куда?
— И куда?
— На х**…
Зажав ладонью рот, не дал договорить.
— Чтоб я больше от тебя такого не слышал.
Она умудрялась что-то мычать ему в ответ. К счастью, разобрать было нереально. Нависая над Никой, Градский отстраненно следил за тем, как от частого и свирепого дыхания раздуваются крылья ее носа. Пока она не попыталась его укусить за ладонь.
— Мать твою, Ника… — отдернул руку.
Приготовился к потоку яростной брани, но ее рот лишь несколько раз приоткрылся и закрылся. Взгляд сместился вверх, к потолку. Ресницы запорхали от частого быстрого смаргивания.
[1] "Бодрячком", Сява. Уличный гоп-стайл.
21.3
Потянувшись к стене, Градский слабо ударил по ряду выключателей. Гостиная погрузилась в кромешный мрак ненадолго. Глаза плавно привыкли к темноте, которая не могла быть изолирующей из-за краснеющего за большими окнами предрассветного неба.