Яна и Ян

Троянова Иржина

До обеда мы проводили время у пруда. Туда нас отправила Эва, чтобы мы не мешали ей готовить: приготовление обеда было для нее почти священнодействием. И я снова подумал, как хорошо могла бы отдохнуть здесь Яна…

— Как ты думаешь, Иван, мы действительно могли бы отдохнуть у вас? Может, Эва сказала это из вежливости?

— Излишней вежливостью она никогда не страдала, и если уж приглашает, то, поверь мне, искренне. А тебе за такой вопрос не мешало бы дать по шее… Ну а если серьезно, это было бы просто здорово. Эва подружилась бы с Яной. Моника ей уже надоела.

Счастье еще, что она воспылала страстью к этому вашему доктору…

Когда мы возвратились, Моника уже восседала на кушетке в ультрамодном купальнике. Я нес на плечах Регинку, которая крепко держала меня за шею.

— Привет, Моника!

— Привет! Эта девочка очень тебе идет, — лениво произнесла она и потянулась, словно сытая кошка. — Иди ко мне, Регинка.

Но девочка решительно отказалась и еще крепче обхватила меня за шею.

— Очевидно, я ей тоже подхожу, и, как женщина, она уже это поняла. А тебе придется удовлетвориться Бельмондо. Кстати, где он?

— Об этом тебе лучше знать…

— Почему именно мне?

Она прищурилась и опять стала похожей на кошку, только приготовившуюся к прыжку.

— Потому что он уехал в санаторий к твоей жене…

— К Яне?

— А что, разве у тебя есть другие жены? Или я неправильно поняла вашего Микадо? Товарищ начальник, являясь ее лечащим врачом и твоим другом, по его словам, считал своим долгом… Ее врачом! Нет, все-таки правильнее — твоим другом! — сказала она иронически. — Но ты, как всегда, об этом не знал. Ты вообще многого не знаешь!

Я осторожно опустил Регинку на землю. Откуда-то появилась тошнота, будто я перегрелся на солнце. Почему Яна не написала мне об этом? И почему она так настаивала, чтобы мы остались на субботу и воскресенье в Праге?

Голос Ивана, всегда такой добродушный, на этот раз прозвучал довольно резко:

— Гость в доме — черт в доме! Я уже сыт всем этим, Моника!

— Я тоже, пяденица! — закричала она. — Ты — тряпка, трус! Вы все тут трусы и лжецы. Боитесь сказать ему правду…

— Идите обедать, — робко позвала с веранды Эва. — Такой вкусный обед…

— Приятного аппетита! — Моника уже овладела собой. — Прошу прощения, если я вам его немного подпортила, но это не только моя вина. — Она набросила на плечи какое-то длинное цветастое одеяние и непринужденной походкой пошла по саду.

Через несколько секунд мы услышали удаляющийся шум автомобиля. Я ощутил в своей вспотевшей руке маленькую ладошку Гонзика.

— Она совсем не симпатичная, правда, папа? — зашептал он. — Наша мама лучше, да? Подожди, я тебе ее покажу…

Он возвратился с небольшой самодельной рамкой из картона. В нее была вставлена фотография Яны. Фотография, сделанная не перед аварией и не в больнице, а у здания санатория. Яна стояла в длинной модной юбке и в широкополой шляпе, красивая, элегантная, веселая…

Я дала Йозефу ключи, чтобы он открыл дверь, потому что у меня от волнения тряслись руки. Более полугода я не была дома. Переступив порог, я сразу же сбросила туфли: пол в прихожей, как и во всей квартире, блестел

как зеркало. На окнах висели белоснежные занавески. Пани Кутилкова писала мне в санаторий, что сделала небольшую уборку. Ничего себе — небольшую! Все прибрала, ни о чем не забыла. В ванной — чистые полотенца, в холодильнике все полки полны продуктов, в кладовой — картофель, овощи, корзина яиц. И во всех вазах — свежие цветы. Мои глаза увлажнились. Чтобы Йозеф этого не заметил, я быстро открыла окно и высунулась наружу. Выкрашенные в яркие тона балконы белых домов купались в лучах полуденного солнца, на клумбах пламенели цветы. Тротуары защищала от солнца ласковая зелень деревьев, а на площадке для игр детского сада радовали глаз красные и желтые качели, скамеечки, горка… Весной исполнилось пять лет с тех пор, как мы с Яном ходили по пустырю, где должен был строиться наш дом. Как все здесь изменилось!

— Куда положить свертки? — вернул меня к действительности Йозеф. Увешанный моими курортными покупками, он очень напоминал Деда Мороза, спустившегося на землю делать людям рождественские подарки.

— Йозеф, — сказала я ему, — можно мне вас поцеловать?

— Сейчас? — испугался он. — Но я же еще не брился!

Я разразилась смехом. Какое счастье — я наконец-то дома!

— Ну, тогда давайте выпьем. В холодильнике есть тоник и джин. А потом я приготовлю вам изумительный бифштекс.

— Это уже более приемлемо, особенно для такого заросшего и проголодавшегося джентльмена, как я. — Он начал складывать свертки на тахту. — Но, может быть, вам лучше отдохнуть?

— Йозеф, забудьте на несколько минут, что вы врач.

По правде сказать, от езды в его «трабанте» у меня ныло все тело, но это же мелочь. А мне страстно хотелось поскорее приготовить что-нибудь, накрыть стол, послушать свои любимые пластинки — в общем, почувствовать себя дома, прежде чем приедут Ян с Гонзиком. Интересно, понравится ли Яну моя новая прическа? А косметика? А длинная юбка?..

Я поставила фужеры на поднос и принесла его в комнату. Йозеф как раз положил телефонную трубку, он был явно расстроен.

— Что-нибудь случилось?

— Ничего особенного. Просто придется провести воспитательную работу с Микадо. Стал слишком забывчивым. — Он высунулся из окна: — Кто это в вашем доме купил «сааб»?

Я поняла, что он хочет замять этот разговор. В санаторий я ехала на санитарной машине, Йозеф меня сопровождал, а потом приезжал туда еще три раза: его очаровала красивая медсестра Сильвия из нашего отделения. В последний свой визит он и захватил меня…

— Кто же это может быть? — сказала я и подошла к окну посмотреть.

Из серого автомобиля вышел кто-то очень знакомый… Не Иван ли? А этот маленький человечек, в джинсах и красной майке, с каштановыми волосами, выгоревшими на солнце?

Я бросилась на лестницу, сердце колотилось, как бешеное. И вот уже совсем рядом черные сияющие глаза и эта знакомая до боли улыбка.

— Мама! — И крепкие загорелые руки обхватывают мою шею.

Я жадно целую Гонзика, глотая слезы, прижимаю к себе.