Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3

Яновский Юрий Иванович

Омелько. Чего же ждать? Хату поставили, все устроили, завтра колхозу семь годов, самое время свадьбу играть. Поселимся на краю села, сколько людей зайдет — тот воды испить, тот душу излить, тот отдохнуть, поспать, а тот — хозяевам хвалу воздать.

Василина. Сын мой вернулся, Грицько.

Дед Мелхиседек. Вот и ладно. Нехай сын мать и замуж выдает.

Омелько. Семь годов не было?

Василина. Семь.

Омелько. За

семь лет заработал себе свободу. Может, и в колхоз попросится?

Дед Мелхиседек. Этот упорный. Запряги двоих таких в плуг — и понукать не треба.

Василина. Говорит, приехал на три дня. А сердце материнское не из железа ковано.

Омелько. Оно известно. Не ковано. Лишь бы он человеком был.

Дед Мелхиседек. Эх, собачья наша жизнь! Надеялся чарку выпить на вашей свадьбе.

Омелько. Простите, дедушка.

Дед Мелхиседек. Не прощу! Я неукротимый. Меня не замай! Шкура у меня еще крепостницкая — мята-перемята. Сватайтесь, приказываю!

Василина. Сердце материнское и за нелюбимою болит.

Дед Мелхиседек. Трясца вашей груше! Не доживу до вашей свадьбы. И так замешкался. Мне кум с того света уже пальцем манит. Тошно ему одному. Сны холостяцкие стали сниться. От одной чарки кровь греется. Сватайтесь, говорю. А то как возьму вот этот ухват… Еще чарки нет, Василина?

Василина. Нету, дед.

Дед Мелхиседек. Жалко, собачья доля. (Поет.)

В місяці іюлі випала пороша, Тим дід бабу полюбив, що баба хороша.

Вбежали Горлица и Голешник, вооруженные.

Горлица (усы кверху). Ну?

Омелько. Чего понукаешь? Сперва хоть поздоровайся!

Горлица. Некогда здороваться! Где Грицько?

Дед Мелхиседек. Назад с хоругвями, покойника дома нет, пошел косить.

Голешник (усы вниз). Нет?

Омелько. Что эта вы, люди добрые? На войну, что ли, собрались?

Горлица (кладет оружие на стол). Ищем Грицька, слух прошел, что приехал.

Василина. На что он вам, люди добрые?

Голешник. Вы — мать, вам знать не полагается. Сядьте вон там, в уголку, и молчите. Теперь наше красно-партизанское слово!

Омелько. А кто вы такие — прокуроры?

Голешник. Нет.

Омелько. Вы что — советский суд?

Горлица. Нет, не суд.

Омелько.

Вы, кажись, колхозные кузнецы?

Голешник. Да еще и механики.

Дед Мелхиседек. Гоните их из хаты.

Горлица. Гнать? Кого? Меня? Я за народ здоровье положил! Три года в немецком плену погибал! У людей радость, а мы с Иваном слезы по траве сеем!

Голешник. Люди нас кличут: "Это правда, что Грицька Чорного отпустили домой?" А мы стоим с Иваном, и из глаз у нас — то искры, то слезы. Люди жалеют нас: "Пойдите вы с Иваном хорошенько тряхните его, может, правду вырвете, а то ведь сам-то не скажет, хоть режь".

Омелько. Слушайте, кузнецы!

Горлица. Не слушаем. Глаза у вас запорошены. Может, мы семь лет не спали, село стерегли.

Омелько. Вон идут Семен Твердохлеб и Одарка Прийма. Пускай они с вами…

Дед Мелхиседек. Семен? Этот рассудит. Как говорили старые люди: станет до плуга — взрезает, развернет книгу — знает, дадут скрипку — играет, вынет саблю — рубает! Трясца его груше!

Горлица и Голешник (садятся и демонстративно поют):

Ревуть-стогнуть гори-хвилі В синесенькім морі. Плачуть-тужать козаченьки В турецьцій неволь..

Входят Твердохлеб, молодой парень с орденом Красного Знамени, и Одарка Прийма.

Твердохлеб. Вот уж, как говорится: пришел урожай — сколько хочешь распевай!

Прийма. Здравствуйте.

Омелько. Заходите, Семен Петрович.

Василина. Милости просим.

Горлица и Голешник:

Плачуть-тужать козаченьки В турецькій неволь..

Твердохлеб. Товарищи механики, где это вы оружие взяли?

Голешник. Какое оружие?! (Взглянул на стол.) Тьфу!

Твердохлеб. Хороший наган. (Трогает рукой.) Да он деревянный. А гранаты хороши!.. И гранаты из дерева?

Горлица. Ольховые. Из драмкружка. (Отвернулся.)

Прийма. Прямо с репетиции сюда?

Голешник. Не тебе, партизанка, говорить! Не тебе, красная пулеметчица, насмехаться! А вспомни, как мы с тобой Перекоп брали! Вспомни, как кровь наша на белом снегу дырки красные пробивала!