Янтарь и Лазурит
Шрифт:
Сначала Кохаку надо разобраться с Ю Сынвоном, а затем она уже возьмётся за этого Рури.
Всё для себя решив, она юркнула за прилавок и поскорее скрылась в толпе, стараясь не привлекать к себе лишнее внимание. Сопровождавшие, словно тени, молча последовали за ней и даже заторопились, а то их принцесса куда-то сильно спешила. Она стремительно покинула ярморочную площадь и засеменила между домами, не оглядываясь назад — так бы только больше взглядов приковывала к себе.
— Вы можете в тени держаться, а не открыто за мной идти? — буркнула она
— Принцесса Юнха, мы не теневые убийцы, — ответил один из стражников, однако они прислушались к её просьбе и разошлись на разное расстояние. Напрямую за ней теперь шла только Хеджин, как и большинство слуг следовали за своими господами, а евнух Квон и стражники держались подальше, словно их ничего не связывало.
Однако у выхода из города они резко приблизились и окружили её.
— Принцесса Юнха, дальше нельзя.
У неё чуть челюсть не отвалилась.
— Вы издеваетесь?! — возмутилась она и махнула руками. — Вы же знали, что мы уходим из Сонбака, и только сейчас решили запретить?!
Янтарные глаза сердито пылали под ярким солнцем.
— М-мы же всё равно сопровождаем принцессу, пройдёмся недалеко, — неуверенно вмешался евнух Квон. Должно быть, чувствовал вину перед своей госпожой, что в том числе из-за него она две недели сидела взаперти.
Пока он говорил, Кохаку ловко скользнула между двумя стражниками и умчалась к выходу, где также пролетела мимо охраны города.
— Принцесса! — едва моргнув, закричала Хеджин и понеслась следом вместе с остальными, которые тоже не успели прийти в себя.
— Принцесса Юнха, стойте! — кричали стражники.
— Ни за что!
Она не оборачивалась, чтобы не тратить времени, а неслась к ближайшему болоту. Стражники не отставали, но и догнать её не получалось, поэтому вынужденно бежали следом. Ветер дул в спину и только подгонял, а не пытался замедлить, Кохаку ощущала себя по-настоящему свободной.
Судя по доносившимся со спины крикам, Хеджин и евнух Квон отстали, а кто-то из стражников по-прежнему дышал ей в спину. Они бежали молча и не тратили энергию на слова, но топот Кохаку прекрасно слышала. Как только на горизонте показалось болото, она завопила на всю округу:
— Джинхён-а!
Птицы закричали и взлетели с деревьев, перья посыпались на землю. Даже если Джинхён находился где-то далеко, голос Кохаку разнёсся по всему лесу и поднял на уши всех его обитателей. Она выбежала к болоту и едва успела затормозить, чуть носом не полетела в самую грязь.
— Нуним? — удивился Джинхён, который сидел на земле среди высокой травы, где его почти не было видно. Перед ним стояла тёмная курильница, из которой шёл насыщенный аромат каких-то масел.
— Принцесса Юнха, мы возвращаемся в Сонбак, — заявили стражники, в тот же миг догнав Кохаку.
— Да подождите вы, — возмутилась она и обернулась к другу. — Джинхён-а, помощь нужна. Что ты вообще на болоте забыл?
Успев подняться на ноги, он спрятал руки за спиной и опустил голову. Кохаку изогнула брови, чуя, что пахло неладным.
—
Стражники окружили её, но не спешили хватать и насильно тащить в город. Хеджин и евнуха Квона видно не было. Волны беспокойства исходили от Джинхёна, но в итоге он сдался и после протяжённого вздоха заговорил:
— В лавке завелись мерзкие насекомые, как их? Твой друг-монах назвал их хицу-что-то-там-но-муши, кажется. Они выгрызли все кисти и бумагу, искупались в чернилах и выпили их.
— Хицубокуши-но-муши* тогда, — перебила его Кохаку — именно эти иероглифы без насекомого она написала на колокольчике в лавке — и не дала договорить дальше, так как до неё дошло, что речь шла о Рури. — Причём тут он?!
* Хицубокуши-но-муши (яп. ?????) — насекомые кисти, чернил и бумаги
Джинхён, на чьей щеке осталось пятно от чернил, замялся на месте, но всё-таки продолжил рассказ:
— В общем, поначалу я пытался травить их как обычных насекомых, но ничего не вышло. Затем я услышал о слухах по Сонбаку, что монах отлавливает нечисть за небольшую плату, и им оказался твой друг Шуаньму. — как и Кохаку, Джинхён тоже не мог правильно выговорить нынешнее имя Рури. — Тогда я обратился к нему. Насекомые, нечисть — какая разница? Правда, в итоге эти вредители всё-таки оказались нечистью из… как его там? Чаньмо?*
* Джинхён не может выговорить Цяньмо.
Кохаку на мгновение открыла рот, но заставила себя прикусить губу и промолчать, пока её друг продолжал:
— Не суть, монах Шуаньму слышал про них и поймал в этот мешок. Чтобы избавиться от них, мне нужно очиститься, — Джинхён указал рукой на курильницу, стоявшую у его ног, — и выпустить этих муши на болоте.
Вторую руку он вытащил из-за спины и показал крепко завязанный мешок, в котором, должно быть, и сидели хицубокуши-но-муши. Кохаку сглотнула и потёрла глаза руками, слабо улыбнулась.
Перед глазами мелькнули картины из прошлого.
Она сидит на напольной подушке за низким столиком, на котором лежит бамбуковый свиток, тушечница и кисть, и скучающе смотрит в закрытое окно. Солнечные лучи всё равно стараются прорваться через рисовую бумагу и манят своим светом и теплом.
Женщина с длинными белыми волосами, связанными красной лентой на уровне колен, осторожно стукает её тонкой палочкой по голове и привлекает к себе внимание. Её пушистые белые уши умиротворённо расслаблены, в то время как все девять хвостов угрожающе приподняты.
— Кохаку, — строгим, но одновременно мелодичным голосом окликает женщина, — какие три иероглифа я сказала прописывать?
Кохаку отрывается от окна и виновато прижимает собственные лисьи уши к голове.
— Чи?* — называет она первое, что приходит в голову, и чувствует, как взгляды остальных детей устремляются в её сторону.
* Чи (яп. ?) — мудрость, одна из добродетелей. ??:??????? — быть в курсе всего.
Белая лисица принимает её ответ и складывает руки, покачивая своей палкой, но хитро прищуривается и снова спрашивает: