Янычары
Шрифт:
Затем его рука нащупала руку ибн Инджиля и особым образом пожала ее... Однако немедленно за мгновенной радостью от встречи с собратом тот почувствовал беспокойство: это было контрольное пожатие Мухаммеда, и, значит, перед ним был тот посвященный, в котором усомнился Карим...
Ибн Инджиль был вконец замотан первыми днями в текке (казарме). На новизну обстановки, полностью непривычной для пяти сотен человек, накладывалась организационная неразбериха впервые создаваемой части, без традиций, без сложившихся хозяйственных связей... Те, кто отдавали распоряжения о создании янычарской орты, продумали многое – но не всё: были, скажем, налажены поставки баранины, запасен рис и даже морковь и чернослив для плова –
Что касается хлеба, то было решено договориться с ближайшей деревней, чтобы оттуда возили лаваш. Вопрос оказался сложнее, чем предполагали, пришлось вести переговоры, но не о самих поставках, против которых возражений не было, а о порядке их оформления. Крестьяне требовали, чтобы сами поставки зачли им в счет налога кара салгун , который они платили в числе прочих текалиф-и шерие , а подвоз хлеба на своих волах учитывали особо, как ресм-и ыргадие . Диздар же текке утверждал, что намного удобнее, чтобы все шло чохом как ресм-и чифт ... Кетхуда орты сгоряча сунулся за разъяснениями в дефтерхане , там его отпасовали в мукабеле калеми , а оттуда завернули, заявив, что прежде нужно договориться с мюльтазимом , взявшим на себя труд платить на условии макту налоги этого мукатаа . Ибн Инджиль, сопровождавший своего командира, осознал, что в налоговых делах он не понимает самого первого слова...
Ибн Инджиль, предпочитавший не сидеть, обсуждая бессилие командиров наладить порядок и ожидая обещанных благ, принял горячее участие в благоустройстве текке, и потому был замотан не менее офицеров орты. Некоторые из них уже заметили энергичного, расторопного и сообразительного янычара и чаще, чем к другим, обращались к нему за помощью. Несмотря на усталость, ибн Инджиль не то что не видел причин отказывать своему десятнику в этой услуге, но обязан был оказать ее своему собрату. Немаловажной услуге – вряд ли можно было найти здесь еще у кого-то и молоток, и подковные гвозди. Ибн Инджиль уже «отвоевал» угол на нарах в казарме; под ними стоял его сундучок, а в нем, в числе прочих «сокровищ», – инструменты.
День был настолько насыщен занятиями, разводами и построениями, что свободная минута у обоих появилась лишь вечером, когда в небе уже сияли звезды. В конюшню ибн Инджиль шел с мыслью убедить Кара-заде в необходимости организации при текке небольшой кузницы. Она могла бы обслуживать не только внутренние нужды орты, но и ближайшие деревни, в которых, как ему уже точно было известно, кузницы отсутствовали.
Янычары – пехотное войско, лошади были не у каждого офицера, и оттого конюшня, дверь которой отчаянно скрипнула, была невелика и пуста. Кара-заде уже ждал его, сидя в углу на душистом ворохе сена. Смоляной факел, который он принес и закрепил на стене, бросал колеблющиеся блики на стены, станки и переступавших в них лошадей. Пахло свежим сеном – им был завален угол сарая – и конскими яблоками.
– Который? – коротко и просто спросил ибн Инджиль, имея в виду – который из жеребцов. Внятного ответа, однако, он не услышал.
– Иди сюда, ибн Инджиль! Вот наргиле, я приготовил его еще днем; садись рядом, покурим, поговорим... Есть и вино – цвета журавлиной крови, с гвоздикой и мускатом! Разве не о чем поговорить двум умным людям, заброшенным в пустыню холодного, бессердечного мира... Нехорошо в нем поодиночке. Один пропадет, а двое выберутся. Стать спина к спине – и тогда ото всех отбиться можно... Как прекрасно сказал Омар Хайям:
Всех нас, помимо воли, втолкнули в мир людей. И выйдем из него мы по воле не своей. Так– Но жеребец? – спросил Абдаллах.
– Жеребец? – десятник досадливо встал, подошел. – Вот он...
Здесь, в темноте, Абдаллах ничего не видел и нагнулся, чтобы пощупать подкову. Она была на месте, сидела не шевелясь, как влитая... Абдаллах не успел еще удивиться, как почувствовал, что руки Кара-заде обнимают его, пробираясь куда-то к животу...
– Я придержу, чтоб ты не упал, – проникновенно сказал десятник. – О, мой Аяз ! О, мой Гилас !
Ибн Инджиль, наконец-то понявший, зачем его звали в конюшню и почему подкова оказалась в порядке, резко разогнулся, локтем ударил Кара-заде в лицо и молча пошел к двери. В его руке был молоток...
– Берегись! Я приду с ребятами! – бесновался десятник. – Завтра же! Сегодня же ночью! Порвем твою целку на лоскуты! Хором!
– Сопли подотри, – заботливо сказал ибн Инджиль. – От тебя воняет. И факел не забудь убрать, сожжешь тут еще все... – И вышел, не слушая, как Кара-заде заходится в сквернословии, хлюпая кровью из носа.
***
...Ночь ибн Инджиль почти не спал, с тоской слушая, как ветер, словно в барабаны, бьет в затянутые пузырями окна текке. Он не боялся десятника и его «ребят», скорее всего, мифических, ибо в такой короткий срок не могла еще сложиться здесь никакая группировка... Он недоумевал, как человек со столь явным отклонением от нормы, по сути – калека, мог пройти посвящение, а перед тем многолетнее воспитание, наблюдение...
«Потому и прошел, что его наставник был таким же...» – это был простейший, естественнейший ответ, – и так оно и было, – но ибн Инджиль пытался выдумать хоть какую-нибудь иную причину, иначе ему пришлось бы признать, что братство, которое казалось ему до сих пор средоточием мудрости и чистоты, на самом деле так же, как и все остальное в этом мире, было заражено гнилью и мерзостью.
Кабан
Между краем чаши и губами – большое расстояние .
...Утро началось со слишком ранней побудки, когда восточный горизонт даже не начал сереть. Над головами построенных янычар фосфорическим блеском полыхали груды звездного огня.
– В этом болоте непременно есть кабаны! – отрывисто выкрикивал «гордый владетель славы и чести, объединяющий людей на великие дела, избранник, всегда заслуживающий благосклонности богохранимого владетеля» , – ага орты Акче-Коджа, едва видный на плацу в неверном, вздрагивавшем под порывами ветра свете факелов, отчего казалось, что он подпрыгивал:
– Мы должны выгнать их оттуда! Вот к тому лесочку!
К нему подошла группа офицеров, и выкрики прекратились. Результатом совета стало то, что четыре первых десятка отправили в лес рубить жерди, которыми загонщикам нужно будет энергично шуметь в камышах, выгоняя кабанов. Эти же жерди должны были стать страховкой на случай, если в болоте откроется окно воды или начнет засасывать трясина.
Пока ждали жердей, по рядам прокатился слух о причинах суеты: шахзаде Сулейман хочет поохотиться на кабанов и к утру будет здесь. К этому времени нужно было: спланировать все мероприятие, – по сути, картировать болото, до которого до сих пор все никак не доходили руки; расставить в нужных местах загонщиков-егерей и организовать систему команд и связи между ними, чтобы одновременно и в нужный момент начать облаву; оборудовать охотничьи позиции, основную и две-три запасных, для принца крови, и обеспечить его безопасность... Выяснилось, что охота тянула на хорошие командно-штабные учения, причем на подготовку оставалось не более двух часов...