Япония: язык и культура
Шрифт:
В случае написаний латиницей возникает вопрос: где проходит грань между использованием английского языка и записью латинскими буквами японского текста. Выше упоминалась реклама японских товаров по-английски, а надпись на майке может быть повторением подобной надписи, модной в США. По мнению Дж. Стенлоу, в японском языке можно выделить не четыре, а пять видов письма: иероглифы, хирагана, катакана, японская латиница и вкрапления английского языка [Stanlaw 2004: 146]. Скажем, название японской газеты, записанное как Asahi Shimbun (shimbun-'газета'), – латиница, но ее же запись как Asahi Newspaper-фрагмент английского текста [Stanlaw 2004: 149].Однако грани между двумя последними из этих видов письма, в отличие от всех остальных, нельзя назвать четкими, а очень часто мы имеем дело скорее с имитацией английского языка. Текст сочиняется по-японски и первоначально пишется катаканой, потом перекодируется на другой алфавит, часто сохраняя гайрайго, отсутствующие в английском языке, а иногда и обычные ваго и/или канго. Скажем, вышеупомянутое сокращение OL или
Xотя нет строгих норм разграничения между катаканой и латиницей (скорее можно говорить о том, что официальные правила латиницу вообще не предусматривают), имеется явная тенденция к нему. Если оставить в стороне аббревиатуры, которые неудобно писать катаканой, латиница появляется там, где денотативное значение слова или даже значение целого текста малопонятно или даже вовсе не известно, а важен лишь американский «имидж». Как показывают опросы информантов, в частности, в молодежной среде, знание многих используемых в Японии заимствований очень невелико. Однако их облик, связанный со сферой массового потребления, понятен всем. Как указывают исследователи [Loveday 1996: 192], американизмы в японском языке имеют две функции: передачи информации и создания американского «имиджа»; чем большую роль играет первая функция, тем скорее слово будет писаться катаканой, чем важнее вторая функция, тем больше вероятность использования латинского письма.
Вместе с распространением латинского алфавита в Японии стали распространяться и международные иероглифы вроде «арабских» цифр, знаков параграфа, доллара и т. д., в большинстве они уже хорошо прижились в языке.
Глава 10
ОТРАЖЕНИЕ ЯПОНСКОЙ КУЛЬТУРЫ В ЯПОНСКОЙ ЛЕКСИКОГРАФИИ
Безусловно, наука о языке в той или иной стране отражает некоторые свойственные этой стране культурные представления и стереотипы. Особенно это заметно в тех странах, которые, как Япония, самостоятельно выработали собственную лингвистическую традицию; об этих вопросах мы писали в ряде публикаций [Алпатов 1990; Алпатов 1998: 11–43]. Специфика подходов к языку в Японии сохранилась до настоящего времени, и культурные стереотипы отражаются здесь в большой мере, что мы уже видели в связи с работами по nihonjinron. Здесь мы рассмотрим еще один вопрос – отражения специфики культурной традиции в японской лексикографии (составлении словарей).
Лексикография в Японии имеет давние корни (первые словари появились в Кв.) и очень развита. Если поначалу японская лексикография зависела от китайских образцов, в соответствии с которыми толковались не столько слова, сколько иероглифы, то затем еще в позднее средневековье сформировалась оригинальная традиция составления толковых словарей. Уже в XVIII в., в период закрытой Японии Котосуга Танигава составил словарь «Вакункан», состоявший из 93 томов. В наши дни количество толковых словарей японского языка разного объема очень велико. Современный японский теоретик лексикографии Кунихиро Тэцуя (его книга вскоре должна выйти в русском издании [Кунихиро в печати]) приводит список из тринадцати больших и средних словарей, изданных в 1985–1995 гг., материал которых он рассматривает; дополнительно привлекаются и несколько других словарей. Конечно, среди этих словарей есть и переиздания (в том числе и словарей, первые варианты которых появились в 30—50-е гг.), но каждый из них при переиздании дополнялся и исправлялся. Список впечатляет: не только за последние десять лет, но и за всю историю российской лексикографии вряд ли наберется тринадцать различных толковых словарей русского языка.
История японской лексикографии со времен Мэйдзи до наших дней подробно описана в двухтомном труде [Kurashima 1997]. Здесь рассказывается о том, как происходил синтез национальных традиций и европейского влияния, как создавались крупнейшие японские толковые словари. Это словарь 1928 г. «Jien» (буквально 'сад слов'), целиком составленный крупнейшим ученым Симмура Идзуру (1876–1967), и составленное им же дополненное издание 1955 г. «Koojien» ('расширенный сад слов') – словарь переиздается до сих пор, дополняясь коллективом лексикографов, – а затем самый крупный до сих пор словарь [Nihon 1973–1976] в двадцати томах. Последний словарь делался 15 лет коллективом из 2.000 человек и включает 449.614 слов [Kurashima 1997, 2: 19, 98].
В последние десятилетия столь большие по объему словари не составлялись, но издается много средних и малых толковых словарей, а также двуязычные и специализированные словари. Отметим лишь некоторые их типы. Необозримо количество словарей гай-райго, первый из которых вышел еще в 1915 г. [Stanlaw 2004: 310], а один из последних [Gendaijin 2006] содержит 42.000 словарных единиц. Много словарей синонимов, антонимов, пословиц и поговорок; есть и словарь метафор [Hangai 2002]. В 2003 г. впервые вышел словарь просторечия и разговорных выражений (slang and collo-qualisms) [Nihon zokugo 2003]. Под редакцией Масаёси Xиросэ издан на английском языке специальный толковый словарь слов и выражений, близких по значению и часто смешиваемых друг с другом [Kodansha's 2001], в него входит 302 словарные статьи и 708 слов с подробными
Но количество словарей еще не гарантирует качества. И в книге Кунихиро Тэцуя много говорится о недостатках, имеющихся во многих из японских словарей: порочных кругах в толковании, неточном различении близких, но не тождественных по значению и/или употреблению слов, отсутствии данных об ограничениях на словесную сочетаемость. Но нас сейчас интересует не это, а особенности японской лексикографической традиции, способные иногда ставить в тупик российского или западного наблюдателя.
Скажем, Кунихиро специально оговаривает, что он не рассматривает в своей книге по лексикографии слова, встречающиеся только в древних памятниках вроде «Манъёсю» (VIII век). У нас вряд ли какой-либо теоретик лексикографии будет обсуждать вопрос о том, стоит ли при изучении лексики современного русского языка привлекать слова из «Слова о полку Игореве» (памятник, появившийся на четыре века позже «Манъёсю»): это кажется слишком очевидным. Но в японских словарях столь архаическая лексика может встретиться, скажем, во всех упомянутых выше больших словарях она занимает значительное место. Другая особенность. Например, в словаре «Кодзиэн» на с. 1373 издания 1985 г. между словарными статьями sensootan 'мастер чайной церемонии' и sensoku 'мытье ног' мы находим статью: sensoo to heiwa 'война и мир' (не рассматриваем здесь вопрос о японском алфавитном порядке, отличающемся от нашего). Тут же (как и при всех прочих заимствованиях, включая кальки) дается латинская (!) транскрипция исходной лексической единицы: Voina i Mir. В толковании говорится, что это роман Льва Толстого, описывающий жизнь русского народа на фоне Отечественной войны. В стране, где был написан роман, сколь популярен бы он ни был, его название никогда не включалось в качестве заглавной статьи ни в обычные энциклопедии, ни тем более в толковые словари.
Следует рассмотреть некоторые специфические особенности японской лексикографии и их причины.
10.1. Отношение к старой лексике
Почти в любом японском словаре (толковом или двуязычном) бросается в глаза некоторое количество лексики, не употребляющейся в современном литературном языке, а в разговорном языке вышедшей из употребления много веков назад (или вообще в нём не употреблявшейся). Даже в сравнительно небольшом словаре [Reikai 1972] находим слова haberi 'быть' (вежливо), tamau 'давать, пожаловать' (вежливо), iwaku 'говорить', notamau 'говорить', makari 'быть' и др. А в большом японско-английском словаре [Masuda 1974] таких слов еще больше. Здесь имеется особая помета А (archaic), которой снабжаются слова, вышедшие из употребления не позднее первой половины XIX в. (слова, исчезнувшие позднее, имеют помету О – obsolete). Фактически к архаичной лексике принадлежат и слова с пометами L (literary) и Е (elegant), но их архаичность имеет несколько особый характер, см. ниже. А в больших словарях, вроде вышеупомянутого однотомного словаря «Koojien» или в еще большей степени 20-томного словаря [Nihon 1973–1976], характерно стремление к охвату лексики за всю письменную историю японского языка с VIII в. до наших дней. В словаре «Кодзиэн» в отличие от упомянутого выше японско-английского словаря, где пометы—влияние западной лексикографии, вообще нет помет, и архаическая лексика строго не отграничена от современной. Впрочем, в толкование может включаться временная граница. Например, выше упоминалось слово sensootan 'мастер чайной церемонии', в отношении которого указано, что оно употреблялось в начале эпохи Эдо, то есть в XVII в.
В нашей стране не только не реализована, но, кажется, и не ставилась задача охватить в одном словаре всю лексику от «Русской правды» до современных писателей. Для русского языка принято считать «современным» язык от пушкинской эпохи до наших дней; за это время какой-то процент лексики мог исчезнуть или уйти на далекую периферию, но он включается в большие по объему словари. А древнерусский язык до начала XVIII в. – нечто принципиально иное (статус языка XVIII в. промежуточен и не всегда ясен). Обычно (в том числе в России) «современным» считается язык с того момента, когда окончательно сформировалась его литературная норма в современном ее виде. Для японского языка такой эпохой является эпоха Мэйдзи (1868–1912), литературная норма с тех пор сохраняла преемственность. Эта грань значима и для японской лексикографии: см. различие помет archaic и obsolete. Но если слова, соответствующие obsolete, включаются в словари современного языка и в других странах, то слова, соответствующие archaic, – нет.
Причин различия, видимо, две. Одна из них связана с особым соотношением между современным литературным и старописьменным (бунго) языками в Японии. Современный литературный язык здесь существует с эпохи Мэйдзи, а ранее соответствующую роль играл бунго, типологически сопоставимый с церковнославянским языком в России или латынью в Западной Европе. Но если последние языки уже давно вышли из активного употребления (исключая лишь религиозную сферу), то бунго сосуществовал с современным литературным языком до 40-х гг. ХХ в. и не совсем забыт даже сейчас, о чем мы уже писали в первой главе. Еще в 1941 г. видный лингвист Токиэда Мотоки полагал, что для носителя языка современный литературный язык и бунго различаются не как современный и древний язык, а по степени престижности: бунго выше [Токиэда 1983: 93]. И, что особенно важно, бунго остается источником пополнения лексики и даже грамматики современного литературного языка [Алпатов 1977].
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
