Японская война 1904. Книга третья
Шрифт:
Он не успел договорить, когда из фанзы на краю периметра оцепления выскочил нервный китаец. Безумие в глазах и сжатая в руках бомба не оставляли сомнений, что он задумал. Витте ждал помощи, но… Их солдаты слишком увлеклись попытками показать себя перед великим князем и Куропаткиным. Снайпер Макарова, что до этого так удачно их прикрывал, тоже оставил позицию. Неужели все так глупо кончится?
И в этот момент вслед за китайцем выскочила какая-то девица. Еще одна революционерка? Нет. Она подстрелила бомбиста, но и сама попала под удар. Немного обидно. Раскаявшаяся
Витте до этого лично не видел этого героя войны, о котором уже начали ходить слухи даже по столице. И вот… Растрепанный, засыпанный глиняной крошкой от близкого взрыва — любой другой офицер на его месте подошел бы к начальству и доложил о себе. Чтобы точно запомнили, чтобы точно наградили. А этого вместо карьеры и будущего, кажется, интересовало только одно.
— Проверить раненых! Отсортировать! Доложить! — рявкнул он своим и действительно, пока не подошли армейские врачи, лично занялся осмотром.
Бой заканчивается не тогда, когда затихает эхо последнего выстрела, а только когда с земли поднимут и осмотрят последнего раненого. Для нас, к счастью, операция прошла без потерь. Преимущество в огневой мощи, которым мы не стеснялись пользоваться, позволило просто уничтожить все попытки местных сопротивляться. Пара поверхностных ранений у слишком дерзких и резвых не в счет. А вот у охраны Куропаткина были и тяжелые. Я быстро осмотрел всех. Легких оставил на месте, остальных прямо на генеральских повозках отправил в госпиталь.
Единственный сложный случай, который нужно было решать прямо на месте — это девушка, подстрелившая последнего бомбиста. Ей достался осколок прямо в печень, и это, учитывая местные реалии, верная смерть. Тут и операции такой не знают, точно не в полевых условиях, а с резекцией печени и в моем времени не стоит затягивать. Выход?.. Оставить все как есть. Я не бог, я просто сделал свою работу, а теперь ради всего, что я хочу изменить, стоило бы подойти к высокому начальству. Тем более я чувствую, что те готовы говорить и слушать. Это так разумно, так правильно, так очевидно…
Я уже успел осознать простую истину. Если во время боя я буду отвлекаться на раненых вместо того, чтобы командовать, то в итоге потеряю гораздо больше людей. Вот только сейчас-то бой закончился. У меня есть выбор! Остаться или уйти… Проклятье! Надеюсь, я об этом не пожалею.
— На носилки ее и в отделение транспорта! — я принял решение.
— Куда именно? — уточнил Лосьев.
— На подземный этаж, там у разведки есть своя операционная. И отправь фельдшера Короленко вперед, пусть готовят место и инструменты, — я заметил рядом знакомое лицо и выдохнул. Хотя бы с этим проблем не будет.
А теперь еще раз выдохнуть, успокаивая дыхание, и вперед: буду делать то, что должен, и будь что будет.
— А ведь правду про вас говорят, — тихий голос
— Прошу прощения? — я повернулся к министру финансов и поклонился.
— Не знаю, искренне вы сейчас или это продуманный шаг, но он прекрасно подтверждает вашу репутацию. Хороший офицер, хороший человек и отвратительный политик — как ни странно, идеальная смесь для быстрой и хорошей карьеры, — усмехнулся тот. — А теперь бегите и не бойтесь. Вас еще обязательно дождутся.
Я кивнул в ответ, невольно задумавшись о своих ощущениях. Словно одновременно походил под дулом пистолета и под взглядом высунувшейся из кустов кобры. Те ведь, как известно, бывают до шести метров в длину: когда поднимут вверх переднюю треть тела, издалека можно принять за человека. Вот только внутри — ничего человеческого.
Я тряхнул головой, прогоняя лишние мысли, и поспешил в операционную. По пути скинул лишнюю одежду, помыл руки — внутри как раз успели пройтись по всему помещению карболовым паром, а растрепанный дежурный доктор поставил эфирную маску и считал пульс.
— Можно начинать, — кивнул он мне. — Только… Это же повреждение печени. Судя по обильности кровотечения, глубокое. Резекция Кина? Шов Кузнецова? Шансы очень малы.
Мне попался на удивление знающий, хоть и болтливый товарищ. Не доктор, как я сначала подумал, а еще только помощник врача, студент и доброволец, горящий своим делом. Пока мы готовились к операции, он успел рассказать, как читал статьи про операции Лангенбуша и Кина. Последний, как оказалось, успел разделать печень пациентов более 70 раз, и умирал у него на столе лишь каждый пятый. В России подобные операции делал Склифосовский, и та же примерно доля смертности. Учитывая раны лежащей на столе девушки, ее шансы были еще меньше.
Вот только я мог опираться на более передовые исследования. Так, просто понимая, что печень — это не цельный кусок мяса, а несколько разных секторов с отличающейся друг от друга анатомией, в 60-х смогли понизить смертность всего до 3 процентов. А еще я точно не планировал начинать, пока не…
— Пережимаем портальную вену, — по привычке прошлых операций я комментировал свои действия вслух.
— Зря, — тут же вмешался мой напарник. — Вы не читали, что этот способ пробовали на кроликах? И ни один не смог пережить операцию.
— Кролики не смогли. Люди смогут, — я знал про эту особенность. Злая шутка истории медицины: когда из-за желания проверить все и не сделать глупых ошибок врачи долгие годы отказывались от очевидного решения, которое все жутко упрощало.
Закончив с веной, я начал искать границы раны и с неудовольствием обнаружил, что ту распороло не только спереди, но и сверху. Значит, добраться до всего, что мне нужно, через уже готовую дырку не получится. Более того, не подойдет и стандартный косой разрез Федорова вдоль реберной дуги. К счастью, тут было другое решение. Клод Куино, между прочим, доживший аж до 21 века, предложил для подобных случаев не бояться и вскрывать одновременно и грудную, и брюшную полости.