Японский парфюмер
Шрифт:
Юрий просил ничего не трогать в чужой квартире и каждый раз внимательно осматривался перед уходом. Как-то раз увидев томик Китса на книжной полке, я не удержалась, вытащила и, открыв, прочитала на титульной странице: «Дорогому Юрочке в День рождения от мамы. Книга — самый верный и надежный твой друг, помни это». Я задохнулась от возмущения и гнева — это был его дом! Он, не желая пускать меня в свою жизнь, придумал эту ложь! Боже, какое унижение! А где же его жена? А может, он и не женат-то вовсе? Подонок! Вон отсюда!
Я почти бежала по улице, с трудом удерживая слезы. Мне казалось, меня ударили! Так мне и надо! Я ведь прекрасно понимала, что
Он позвонил через полгода. Я держалась холодно. Он — как ни в чем не бывало.
«Неужели он ничего не понимает? Неужели не понимает, что ведет себя неприлично?» — недоумевала я.
— Он ведет себя так, как нужно ему, — рассудительно сказал Каспар. — А ты или принимай его таким, каков он есть, или не принимай вовсе, он ведь тебе не навязывается. Выбор за тобой.
— Не звони мне больше! — сказала я, гордясь собой. Все-таки я указала ему на дверь. Так и врезала!
— Тогда позвони ты мне. — Я почувствовала, что он улыбается. — Venite ad me! Приди ко мне.
Я бросила трубку, ожидая, что он перезвонит, и тогда я снова брошу трубку. Но он не доставил мне подобного удовольствия.
«Играет, как кот с мышью», — однажды пришло мне в голову, — цапнет лапой и наблюдает — ждет, что будет дальше».
Позже я поняла, что Юрий вовсе не играл. Ему и в голову не приходило, что его поведение оскорбительно.
Потом все снова сгладилось и забылось. Мы опять где-то столкнулись, пошли в кино, кажется. И так далее, и тому подобное… Отношения продолжались — не совсем так, как раньше, правда, а в каком-то другом формате. Однажды я поймала себя на мысли, что мне нравится говорить ему гадости. Мне хотелось драки. Ему удалось воспитать из меня монстра. Рассказывая мне какую-то историю, он сказал: «Оттянулся по полной программе». Я тут же заметила ядовито, что раньше он таких слов не употреблял. Он ответил, что когда имеешь дело со жлобами, сам становишься жлобом. И тогда я с удовольствием ударила наотмашь:
— А ты и был жлобом. Хамство — твое естественное состояние!
— Я — хам?! — вскричал Юрий. — Ты с ума сошла!
Мне удалось задеть его. Я испытала мстительную радость.
— А когда ты меня среди ночи бросил на улице и ушел, это разве не хамство?
— Сама виновата. Мне не понравились твои приятели. Ты меня оскорбила, когда ответила им.
— Сейчас я тебя опять оскорбила! Уходи!
И все в таком духе.
Был еще, правда, спортсмен Владик, который нравился бабуле, — у него был отменный аппетит! Бабуля налюбоваться на него не могла, когда он за столом сметал все подряд. «Как мужчина ест, так он и работает», — говорила бабуля. Справный парень! Ничего, кроме смеха, Владик во мне не вызывал…
…И вот сидит он передо мной, на моем диване, обложившись подушками, старый добрый друг, друг сердечный. Постарел, залысины обозначились резче, кончики губ опустились. Отяжелел, обрюзг. Но артистизм, порода, шарм, что-то еще, что делало его интересным и незаурядным, по-прежнему в наличии, хотя и поблекло изрядно. И желанным? Да! Желанным. Когда-то, не не сейчас. Ладно, если честно — может быть, самую малость… Я освободилась от него, не смотрела снизу вверх, не восхищалась. Он вызывал во мне чувства почти родственные, еще любопытство
— Как твои больные? — спросила я, прерывая затянувшееся молчание. Я в отличие от Юрия Алексеевича, никогда не умела держать паузу.
— У меня больше нет больных, — отвечал он равнодушно.
— То есть как это — нет?
— Нет. Я ушел из больницы.
— Почему?
— Устал. Знаешь, я глубоко убежден, что социальная справедливость начинается с бесплатного медицинского обслуживания. Все остальное менее важно, — он помолчал, словно раздумывая, стоит ли продолжать. — Мне стало стыдно говорить пациентам: «Вам нужно это лекарство, но, к сожалению, у нас его нет. А вот в такой-то аптеке оно есть», — зная, что никогда этот человек не сможет купить его в частной аптеке или на черном рынке. Мне надоели врачи, вымогающие деньги у больного. Есть деньги — будешь жить, нет денег — помирай. Мои родители тоже врачи. Они, наверное, последнее поколение врачей, верных клятве Гиппократа. Если бы я был не из докторской семьи, мне было бы легче. Я устал от непрофессионализма, равнодушия, отсутствия врачебной этики. Устал, подумал и ушел. А кроме того, ты же знаешь, — продолжал он после паузы, — я никогда не любил своей профессии. Это был выбор родителей.
— И что ты сейчас делаешь?
Я даже рот открыла от удивления. Вот так, запросто, взял и ушел? Что-то новое появилось в Юрии — действительно устал? Сочувствие шевельнулось было в моей душе, но я вовремя себя одернула.
— Разве так важно что-то делать? — Он с любопытством смотрел на меня.
— А жить на что?
— Ах да, совсем забыл о жизненных потребностях! — ернически ухмыльнулся Юрий. — О грубой реальности. Устроился тут в одно место. Вернее, устроили. Благодарные пациенты.
— И что же ты теперь делаешь?
— «И не мешает ли это тебе оставаться человеком», как сказала одна чеховская героиня. Нет, Катюша, не мешает. Наоборот, мне комфортно сейчас. Я делаю любимую работу, не испытываю отрицательных эмоций. Почти не испытываю, если быть честным и откровенным. То есть испытываю, но в гораздо меньшей степени, чем раньше. А если закрыть глаза и уши… тогда совсем хорошо. К тому же работа эта очень неплохо оплачивается.
Он смотрел на меня, улыбаясь, и какое-то милое лукавство сквозило в его взгляде. Он действительно переменился. Устал и… и… успокоился. Роняет слова, не обличает, сидит в подушках, полуспит, улыбается. И яда, чувствуется, поменьше стало. Интересно, использованный яд восстанавливается или нет?
— Так что же ты все-таки делаешь?
— Таперствую. Играю, то есть на фортепьянах. В ресторане.
— Что? Ты в ресторане? Ты? — поразилась я.
— Ну что ты заладила, Катюша, «Ты! Ты! В ресторане!». Рестораны есть разные. Есть кабак, а есть ресторан. В кабаке играют калинку-малинку, пьют водку и бьют друг другу морды. А к нам приходят не просто богатые люди, а очень богатые, мультибогатые. Те, которые делают не только деньги, но и политику. У нас устраиваются деловые свидания, заключаются сделки. Наши клиенты — новая порода, скажем так, отечественных предпринимателей. Они не носят малиновых пиджаков и «цепур» и говорят, что под классическую музыку им легче думается.