Ярлыки
Шрифт:
– Свежих гвоздик! – говорил Уэйленд по телефону. – Массу гвоздик! Белых! Никаких других, кроме белых! Мы сделаем из них гирлянды, которые будут указывать путь к лифтам! Может быть, за ними спрячутся некоторые из трех тысяч сотрудников службы безопасности! – Он занимался своим привычным делом, организуя вручение наград в «Хедквотерз». – Уберите имя Корал из программ, – предупредил он Донну Брукс в телефонном разговоре. – Это то дело, которое нельзя поручать Колину… Она может стать чудесным сюрпризом для всех.
Майю стал бить озноб, когда она услышала, что
Донна Брукс, между тем, больше била в барабаны, чтобы обеспечить себе рекламу и очаровать всех, кого только можно, на своей инаугурации в качестве нового главного редактора «Дивайн». После того, как Корал положила начало этой традиции, вечер присуждения награды «Дивайн» превратился в самое важное торжество года для всего мира моды – то был их Оскар. В этом году Ллойд Брукс решил использовать его, чтобы собрать самых больших знаменитостей. Объявив, что все пожертвования в ходе церемонии пойдут на благотворительные цели, организаторы завлекли представителей многих групп общества и мира моды. Некоторые специально прилетели из Европы. Обещали появиться такие звезды, как Лайза Минелли, Лорен Баколл и Катрин Денев. «УУД» и «Лейблз» планировали посвятить этому событию очередные номера полностью.
– Это должно стать самым выдающимся событием года в мире моды! – счастливо посулил Колину Уэйленд. – После Корал работать с Донной Брукс одно удовольствие. По большинству вопросов мы понимаем друг друга с полувзгляда. И она превосходно влияет на своего мужа. Что Корал наденет?
– Она выбрала длинное черное облегающее платье с блестками.
– От Баленсиаги?
– Конечно, она говорит, он единственный дизайнер…
– Тогда она просто бросает вызов индустрии моды – он больше не занимается дизайном!
Уэйленд ухмыльнулся. Колин с раздражением наблюдал за ним. Они сидели в их любимом ресторане «Дивертименти» в один из свободных от общения с Корал вечеров. До празднества оставалось всего два дня, и оба были уже совершенно измотаны работой.
– Как она будет выглядеть? – спросил Уэйленд, наматывая на вилку тонкие, как волос, спагетти, – я вызвал Элизабет Арден, чтобы она привела ее в форму. Я нанял мастера-парикмахера и Пабло, чтобы сделать специальный макияж. Ты знаешь, он особенно умело восстанавливает потрепанные лица.
Колин мрачно кивнул.
– Я думаю, она будет о'кей. Корал обещала мне, что перестанет колоться, и я верю ей. Нужно доверять ей, я полагаю. Она говорит, что отдыхает перед событием.
– Она нашла работу? – спросил Уэйленд. Колин сделал гримасу.
– Никто не хочет идти на риск и нанимать ее. Должно быть, боятся, что могут проснуться с соляной кислотой на волосах, но разве можно их осуждать за это? Если я проведу ее благополучно через церемонию вручения награды, то настою, чтобы она поехала со мной недельки на две в Прованс – просто для отдыха в уединении. Неприятность еще и в том, что она слишком много тратит на свои наркотики, я думаю, что
Уэйленд доел спагетти, вздохнул и сказал:
– Я заплачу за эту поездку, Колин. Я обязан ей столь многим. К тому же мне просто жаль ее.
– Нужно заставлять ее есть, – жаловался Колин. – Я приношу ей все деликатесы, которые она раньше любила, но сейчас она только пьет. Если она будет и дальше так разрушать себя, то скоро станет выглядеть так же плохо, как я. Может быть, тогда я соберусь с духом, чтобы предложить ей выйти за меня замуж.
– Ты шутишь! – Уэйленд сделал большие глаза, как раз когда официант поставил перед ними блюдо с птифурами.
– Нет, я абсолютно серьезен, – сказал Колин. – И я могу спасти ей жизнь.
Уэйленд подал знак официанту.
– Принесите нам кофе-эспрессо и счет.
Он поднял свой стакан и провозгласил тост.
– За то, чтоб ты спас жизнь Корал, а пока, чтобы она не спала с лица к вручению награды!
– Я не понимаю, почему я должна присутствовать при вручении награды, если мне ее не присудили… – мрачно сказала Маккензи по телефону.
– Ты хочешь выиграть ее в будущем году? – спросил Эд.
– Конечно. Ты думаешь, что я хочу остаться единственным дизайнером из нас троих – Дэвида, Майи и меня, не удостоенным ее?
– Тогда ты должна пойти туда на следующей неделе. И никаких «если» и «но».
– Эдди! – восхитилась она. Элистер никогда не пытался так излагать ей правила игры. – Ладно, – сказала она, делая вид, что уступает. – Но я не хочу сидеть возле Майи. Ты лучше позвони Уэйленду Гэррити или Донне Брукс, чтобы мне поменяли место. Скажи, что звонишь от моего имени.
Маккензи повесила трубку и набрала номер нового бухгалтера «Голд!» Джима Леопольда, который продемонстрировал полную неосведомленность об условиях на калифорнийских фабриках.
– Но вы, конечно, знаете, какова почасовая оплата у наших швей? – настаивала она.
– Я думаю, вам лучше спросить мистера Реджи или мистера Макса, миссис… э, леди Брайерли, – промямлил он.
– У них я спрошу в последнюю очередь, – отрезала она и повесила трубку.
Она пригласила мать на ленч, думая, что сможет у нее выяснить что-нибудь. Эстер Голдштайн последнее время держалась в отдалении – злилась, что Маккензи не спешит выйти замуж за Эда. На следующий день, когда она увидела в дверях свою мать в сопровождении Реджи, сердце у нее упало.
– Здравствуй, дорогая! – Эстер нежно поцеловала ее и вручила, как всегда, цветы и конфеты.
– Реджи, привет, – поздоровалась Маккензи с братом.
На нем был синий вытертый до блеска костюм, что напомнило ей одежду отца. К этому он добавил широкий засаленный галстук и – невозможно поверить! – болтающийся на шее медальон с символами Любви и Мира.
– Какой приятный сюрприз! – с сарказмом добавила Маккензи. – Чем обязана такой чести?
Она попыталась улыбнуться ему, но его присутствие нервировало ее: Реджи, приплясывая, вошел в гостиную. У него была привычка все бесцеремонно разглядывать с критической гримасой.