Ярмо Господне
Шрифт:
«…Его бы ко мне на обследование голубчика..! Ништяк, Патрик материалами и данными сто пудов коммуникативно поделится…
Беря навскидку, мой Филька ни капельки не изменился. Как если б и раньше, он меня стопудово старше в харизматическом отношении. По-прежнему высший класс…
Благослове душе моя Господа… Муж мой единственный и любимый в наше общее с ним время в лучшем мужественном виде вернулся… И опять будьте вместе, дабы не соблазнял вас Сатана сорокалетним воздержанием вашим! Ой дщерь Евина… блудлива…»
Настя глянула на дисплей хрустально звякнувшего маленького
— Так я и знала! Прасковья уже в плотных слоях атмосферы, замедляется на подходе. Просит гостевого доступа в орденский периметр…
Ой, Никишка, извини, про тортик я совсем забыла! Сей секунд начну крем взбивать, ваше превосходительство…
Кавалерственная дама Прасковья вживе объявилась спустя десять минут и прямо из кабины «серафима» по-свойски без промедления переместилась на ирнеевскую поварню-кухарню, выразительно посмотрела на стенные часы-таймер, пожелала всем присутствующим доброго дня и водрузила на стол большой герметичный контейнер-гомеостат:
— …Не зови меня Парашей, братец Фил, но я три года сберегала в вакууме сей достоименный раритет к твоему возвращению. Проникаешь в чем фишка?
— В текущих проблемах со вкусными спиртсодержащими жидкостями чуток осведомлен. Аэробных карбофагов опасаешься?
— Во-во! Что ни говори, а синтетический винно-коньячный брандахлыст из автоклава-скороварки все не то. Единственное, не зови меня Парашей, что мне отвратно не нравится в нонешних временах, аще молодого доброго винца нетути. Допиваем и поминаем былые естественные урожаи.
Вон, видишь: внутрях двухлитровый оплетенный стеклянный бутылец, и в нем истинный «Дом Периньон» 28-го года из ранешней нашей эпохи.
Рупь на полтину не ломаем, батюшка мой Филипп Олегыч. Принимай дщерь духовную с подарком по-близкородственному.
Настена, свекровь моя разлюбезная! Свекра снохе страстно облобызать дозволяешь?
— Ясен пень, с таким-то сувенирчиком! Но с условием посильно ассистировать нам кухне.
— Толкуй мне! Для чего я по-твоему тридцать три тыщи верст будто очумелая в перегрузку сюда проперла, поспешала? Почитай, запасные баки до донышка осушила.
Троекратно расцеловавшись с Филиппом, Прасковья безотлагательно принялась за кухмистерские заботы и хлопоты:
— Никишка, твое миротворческое превосходительство! Ну-тка рапортуй, чего здесь у вас деется продовольственное, и чего содеялось на довольствие гостей и хозяев достохвальных.
Бей ногами лежачего, хватай руками стоячего… Ничегошеньки закусочного не сготовили, тунеядцы? Ни стыда ни совести! Вот я вам, ракальям безруким!..
«М-да… Княгиня Прасковья Олсуфьева как ныне у нас командует всей орбитальной орденской группировкой. Три с лишним сотни воздушно-космических «серафимов» — это вам не хухры-мухры, а глобальный перехват околоземных ракетно-ядерных стратегических целей и надежное прикрытие спутников сетевых телекоммуникаций…
Вот и дожили до звездных войн, из рака ноги…»
Второй из гостей прибыла Виктория Ристальская, тоже не дотерпев до назначенного часа. Куртуазно и официально
— …С полной теургией, отец Филипп, если вас не затруднит, сэр?
— Меня это не затруднит, леди Виктория, мэм…
…Облегченно, хотя и немногословно, исповедавшись, Вика попросила разрешения у Филиппа укромно перейти по-русски на ты:
— Как раньше, Фил, пожалуйста, до моего посвящения в субалтерны? Если мне можно, Филипп Олегович, миленький, а?
— Валяй, Виктория моя Федоровна. Чего уж там чинодральствовать, коли я твоей судьбой, как мне было благоугодно, самовластно распорядился!
— За то мне и благо и власть! А тебе, Фил, моя огромнейшая благодарность на многая лета.
Ты меня на круги истинные и в колею поставил, в путь-дорожку по максимуму снарядил. Благодаря тебе, я изначально оказалась на пике моих слабых теургических сил и ограниченных знаний субалтерна.
Поневоле пришлось соображать, мозгами шевелить, образование умопостигаемое получать. Сначала у рыцаря Руперта в академии, потом у сквайра Седрика.
Очень, знаешь ли, не хотелось оставаться тупорылой бабой-сквайром с каменными яичниками, со стальной мышечной арматурой и одной извилиной. Да и та начальством благонамеренно разглажена.
Недаром же ты меня Антенором Падуанским снабдил, древним символом власти микенских царей-жрецов. Аванс надо было обязательно отработать.
Стало быть, пять лет малолетнего твоего Ваньку Рульникова-Ирнеева от всех напастей-ужастей оберегала. Он ведь два года без асилума субалтерном недоношенным мыкался. С рук на руки хорошего совсем взрослого парня даме Прасковье Олсуфьевой передала.
Когда же сэр рыцарь Патрик Суончер двадцать пять лет тому назад выдвинул орденскую концепцию непреложной необходимости перспективных разработок опережающих суперлативных технологий, настал мой звездный час. Тогда я и развернулась, рыцарь Филипп, в зачин и почин титулованного сквайра четвертого ранга.
Откровенно скажем, в науке великих открытий я не совершила. Тем не менее оригинальные продвинутые мозги в опус оператум рекрутировала с благословения велемудрых клеротов-модераторов — Павла Булавина, дона Микеле Гвельфи, сэра Питера Нардика и других больших боссов.
Взялась организовывать, администрировать, наставлять, направлять, заставлять, внедрять, понукать, погонять… В общем и частном апостолически с той поры, то есть с конца 20-х годов, неутомимо руководствую, неослабно директорствую и неустанно веду бестолковую ораву яйцеголовых изобретателей и первооткрывателей перспективных идей, когнитивно и эпистемологически опережающих современность, а также коммуникативные социально-экономические ограничения секулярной науки.
Теперь вот душу себе облегчила, коромысло диавольско сняла, коль тебе рассказала, кто и как мне помог укрыть от озверевших секуляров и внутренней инквизиции малахольного япончика Яматаро и шизанутого америкоса Джакстера.