Ярмо Господне
Шрифт:
— Позвольте предположить, этим же соотношением объясняется ваша аскетическая пропедевтика к практическому обучению мисс Мэри эйдетическому контакту?
— Ваша проницательность меня не удивляет, брат Фил. Наш с вами тысячелетний харизматический возраст не может не сказываться во плоти.
Я в самом деле намерен использовать достопочтенную соматическую методологию античных языческих харизматиков, которая основывается, — вы это знаете не хуже меня, — на совместных эротических сопереживаниях мужчины и женщины в единстве плоти и
Вы ведь в аналогичной методике некогда провели эмпатический корпоральный импринтинг вашей будущей супруги, не так ли, коллега?
По многим интеллектуальным и психофизиологическим параметрам миссис Нэнси я изучил его результат и остался пребывать в восхищении. Импринтинг вами сделан на изумление точно и прочно. У нее любовь духа преодолевает зов плоти, невзирая на гормональные турбулентности ее женского организма.
Без вас, рыцарь-зелот Филипп, ваша любящая женщина не могла бы развивать и превышать уровень владения преподанными ей дарованиями. Нэнси всецело, душой и телом полагается на ваше рыцарское совершенство, сэр.
И мне бы хотелось, чтобы и мисс Мэри следовала ее достойному подражания примеру. Увы, ее строптивый характер, умственная гордыня, циничные медицинские ругательства…
— Пожалуй, сэр Патрик, вам стоит начать обучение мисс Мэри владению полнодуплексной эйдетикой, едва ли откладывая его на завтра. Не так ли? — вопросительно вмешался Филипп в рассуждения собеседника. — На мой взгляд, она уже достойна классического вознаграждения за любовь и долготерпение.
— Вы так думаете? Столь краткого срока послушания достаточно?
— Уверен…
В тот день возвращение из американского воскресенья в белоросский понедельник Филипп Ирнеев постарался отложить на как можно более поздние сроки. Предположительно, куда-нибудь на вторник.
«Да пошли они там в коромысло дьявольское! Террористы, политиканы, маги, колдуны… Загуляем и прогуляем все понедельники на свете».
— …Ой, Фил, я с тобой, словно в убежище, ты во мне, а я в тебе…
Давай еще разик с мысленной привязкой на мою комнату-асилум, ну, как тогда, прошлым летом, а потом, помнишь, зимой у камина, на той шкуре белого медведя…
Ничем не примечательную первую половину вторника Филипп Ирнеев завершил деловым семейным ланчем с госпожой Раймондой Рульниковым и двумя академическими часами занятий с ее сыном Ваней.
«Детям — педагогика, а взрослым — наставление и устроение на пути истинные и педагогические».
— …Нет проблем, Джонни. Твое музыкальное образование, не успев начаться, с настоящего времени ограничится уроками бальных танцев. Поверь мне, уж этот артистизм тебе когда-нибудь сгодится не меньше боевых искусств сэнсэя Тендо.
Вам это ясно, прайвит Джон?
— Йес, сэр!
«Во! Спасибо Фил Олегычу, а пианино пускай отец в детский сад подарит…»
В «Триконе-В» Филипп Ирнеев появился в точно намеченное время в прекрасном настроении.
— Ника! Я наконец понял, на что похожа твоя Ксюша Сиськи-на-Каблуках. Она — спиннинг катушкой вверх.
— Опаньки! Мистер Фил Ирнив радуется жизни с американским оптимизмом. С молодой женой до потери пульса миловался, многажды любился, сходился… Небось, и Маньку с Патриком окрутил?
— Йес, мэм!
— Но для радости такой от медосмотра и внутримышечных инъекций я тебя не освобождаю, милок. Спускай-ка портки там за ширмочкой, и ко мне с голым передом и задом…
«Господи, благослови докторов и всю кротость их…»
Убедившись накоротке, сколь идеален порядок в подопечном организме, немилосердно нашпиговав его в обе ягодицы необходимыми препаратами, доктор Триконич принялась за массаж пациента и приступила к другому волнующему ее вопросу:
— Братец Фил, удумал, чего с Анфискиной задницей делать будешь?
— Есть варианты, Ника. От паллиативных до радикальных. Сольешь мне по сети последнюю психофизиологию барышни-стажера. И мы с доктором Суончером поразмыслим, посудачим насчет ее полудюжины прельстительных двойных округлостей под длинным платьем, сзади и спереди.
— Вот они какие, рыцари и джентльмены! Сплошь развратники и совратители невинных девиц. Ясен перец, в интересах орденского служения.
Между прочим, Анфиска-то от тебя в безумном восторге, вот-вот понесет в истерической беременности.
— Не верю!
— Правильно делаешь. Хотя обаял ты ее, милок, по самые бабские придатки. Ровно наколдовал, зачаровал, приворожил нечестиво. Вагиной девка, конечно, не хлюпает, чай, свой мужчинка имеется. Но симпатией и доверием к тебе она преисполнилась по шейку матки.
— Посмотрим…
Предвижу, дельце у тебя есть, ускользнувшее от недреманного ока барышни-неофита Анфисы.
— Так точно, рыцарь. Пал Семеныч Булавин советует действовать пошустрее. Дело довольно неясное, нетипичное, чреватое секулярными чреватостями, как ты говоришь.
Сказка такова: жили-были ничем не примечательные торговцы дурью Злата и Георгий Жмень. Торговлишка на Корчах у них была мелкая, плюс наркоприворот и отвод глаз ментам по мелочи.
Потом как вдруг ни с того ни с сего стали подниматься. Кое-каких других наркодилеров под себя подгребли, парочку крутых ведьмаков в охрану наняли.
Ромалэ в законе и в понятиях забеспокоились. Дурака иеромонаха Евстафия призвали. Тот окропил ворота святой водичкой и дальше не пошел. И никому об этом, говнюк, ни гугу, потому как дюже в штаны со страху себе наклал, эх полным-полно в подгузничке. Последние яйца я ему когда-нибудь оторву, они монаху без надобности.