Ярмо Господне

Катавасов Иван

Арматорскую лабораторию доктора Суончера бесстрастный инквизитор Филипп счел оптимальным месторасположением для проведения ритуала, мысленно дополнив символизм изваяний Орфея и сфинкса замершей фигурой сарматской амазонки:

«…Одесную от древнего пророка-мессии в орфическом единстве разделенных начал…»

В полном безмолвии и в первозданной тьме таинство ритуала воспроизводили, свершали, вершили два инквизитора в белых орденских мантиях, расшитых красными черепами, в низко надвинутых глухих куколях. Им не было нужды смотреть на недвижимую коленопреклоненную

обнаженную фигуру по правую руку от беломраморных изваяний.

Молчание и тьма тянулись не часами, но годами, веками, тысячелетиями и миллиардами изначальных безвременных лет…

Время не прекратило ход, когда тончайший сапфировый луч неукоснительно нашел цель и остановил трепещущее сердце.

Необходимые ритуальные минуты рыцари-инквизиторы безучастно выждали до той поры, как скоро голова обращаемой в сакральном таинстве дамы-неофита не склонится на грудь, а тело медленно-медленно не опустится ниц в земном поклоне.

— Во тьме и забвении наша сестра мертва, брат? — нарушил предвечную тишину первый.

— Сестра наша не умерла, брат. Она проснется в свете, — ответствовал второй.

Произнеся ответную ритуальную фразу, инквизитор приблизился к замершему телу, легко поднял его за плечи, выпрямил и дважды вдохнул в него не жизнь, но таинства дарования духовного.

Тем временем вокруг фигуры дарителя, укрывшего в объятиях усопшую сестру свою, понемногу стал наливаться ореол предрассветной лиловой синевы, постепенно расширяясь в пространстве прозрачным перламутрово светящимся облаком.

— Время ли нашей сестре духовной восстать от изначальной тьмы и смертного забытья, брат?

— Это время пришло, брат.

Дарующий инквизитор отделился, отошел на несколько шагов от окаменевшей фигуры, застывшей подле мраморных статуй, простер вперед рукоять меча. И тот же сапфировый луч, пронзил перламутровый туман, прицельно ударил под левую грудь, воскресил тело, познавшее смерть, возобновил дыхание и трепетный перестук сердца.

В завершение ритуала инквизитор коснулся острием меча нижней части правой груди посвящаемой дамы-неофита. Тонкая струйка крови из основания греческого равноконечного креста вскоре иссякла, и теургическая консаграция свершилась в озарении двойной изумрудной молнии меченосного Вещего Прознатчика.

Анфиса пришла в память и чувства, неловко пошатнулась, но Филипп не дал ей упасть. Он бережно взял ее на руки и отнес на арматорскую кушетку. Между тем как Патрик поспешил с тампонами, капельницами, стимуляторами.

Анфиса блаженно улыбнулась им обоим, глубоко вздохнула, закрыла глаза и мгновенно уснула, будто страшно уставший человек, наконец, добравшийся до постели.

— Превосходно, брат Фил!

Помогите мне с датчиками, коллега. Шестой круг посвящения у мисс Энфи, по-моему, есть. Тем не менее нам следует выяснить, насколько она контролирует дарование инквизитора-дознавателя…

Признаюсь в собственной слабости, сэр. Я уж было хотел остановить ритуал и приступить к реанимации, когда Энфи не упала на бок, а склонилась перед нами в поклоне. Для картины клинической смерти очень нетипично, Господи, помилуй.

Легкий

ожог под левой грудью я ей уберу. Относительно маленького шрама от резаной физической раны она подумает сама. Быть может, по орденской традиции пожелает оставить метку-стигмат восприемника…

Не дожидаясь появления окончательных результатов в сводной таблице психофизиологических параметров, прецептор Патрик воскликнул:

— Благослови вас Господь, рыцарь Филипп! Самоконтроль и ясновидение у нее воистину превосходны. Харизматические дарования нашей мисс Энфи истинно достойны праведной похвалы.

Добро пожаловать, леди Энтея, в привилегии кавалерственной дамы-инквизитора!

Затем рыцарь Патрик вернулся к невозмутимым интонациям британского лорда:

— Поскольку мы договорились, сэр Филипп, о харизматическом статусе милой Энфи я позабочусь отныне и присно. Бог даст и во веки веков…

В то же рассветное апрельское утро благословенное рукоположение в инквизиторы-дьякониссы дама-неофит Анфиса приняла в домовой часовне от рыцаря-адепта Патрика. Орденским причетником был рыцарь-зелот Филипп, сакрально ставший ее прецептором-духовником во имя Отца, Сына и Святого Духа.

Тысячелетние традиции ордена Рыцарей Благодати Господней возобновляются по мере необходимой веры в Предопределение апостолическое.

Так было, и так будет.

Консаграция и хиротония дамы-неофита Анфисы состоялись в Страстной Четверг, согласно обеим пасхалиям, не так уж часто календарно совпадающими в григорианском и юлианском летоисчислениях. Календари календарями, а занятия неофитов по графику. Потому прецептор Патрик, не терпящий прекословия, препроводил всех троих несколько разочарованных и разобиженных дам предаваться физическому самовоспитанию по окончании вовсе не праздничного ланча.

— …Кто-нибудь желает мне возразить, леди?

Рыцарь Филипп красноречивым молчанием одобрил суровость рыцаря Патрика. Несмотря на умоляющие взгляды дам-неофитов Анастасии и Анфисы, оба остались непоколебимы.

«Так-то вот… У нашего дедушки Патрикей Еремеича до срока не разговеешься. До Светлого Воскресенья им еще далеко, бедняжкам. Вроде бы, и Страстная Суббота тут за океаном не близко…

Ярмо верных раб Божьих тягостнее коромысла диавольска. Весомость духа истинного превозмогает тягость плоти тварной… Соблюдай его молитвами святыми.

Спаси, Господи, достояние Твое купно люди Твоя…»

КНИГА ВТОРАЯ СОБЛЮДАЙ МОЛИТВАМИ СВЯТЫМИ

ГЛАВА VIII ДВОЙНЫЕ ПАСХАЛИИ В ДВУХ ПОЛУШАРИЯХ

— 1-

— Чуть полдень миновал, и мне она звонит, — Филипп Ирнеев сразу ответил на простой, хотя и кодированный, вызов Вероники Триконич. — Слушаю вас, моя любезнейшая Вероника Афанасьевна.

— Ты, милок, невежда, у нас уж полночь близится. Мог бы и некоей докторше Вере брякнуть, звякнуть, невежа. Как ни глянь, Анфискина задница и мне не чужая. Он, видите ли, одного лишь Павла Семеновича Булавина порадовал.