Ярослав Мудрый. Историческая дилогия
Шрифт:
— С Богом, други!
Охотники, выехав из ворот крепости, подались к лесу. Ярославу невольно вспомнилась охота на медведя в Ростовском княжестве. Знатный был поединок! Первый навык зело помог единоборству с медведицей мятежного племени.
Ярослав нередко поминал сей поединок в Медвежьем углу. Недавно даже во сне привиделся. Он один оказался в диком неприютном лесу. И вдруг из мрачных трущоб на него со страшным рыком двинулась огромная медведица. Он был без оружия, и его ждала неминучая погибель. И вдруг небо разверзлось и он явственно увидел Спасителя, услышал спокойный глас Его: «Осени зверя крестным знамением». Он осенил и… зверь исчез, как будто его и не
«Да то ж Рубленый город», — подумал он.
Ярославль! Новый град на высоком красивейшем крутояре. Как там боярин Бренко наместничает? Господи, так бы ныне и оказался в Рубленом городе. Обнял бы всех своих бывших дружинников, посидел бы с ними в гриднице, осушил чару за их здравие, а затем непременно бы вышел на край обрыва и полюбовался бы величавой Волгой. И до чего ж раздольная река. Куда уж там до нее Днепру и Волхову. Такой величественной реки во всей Руси не увидишь. И с каким благолепием будет возвышаться над ней град Ярослав. Но работы впереди еще через край. Сколь дивных храмов и теремов надо возвести.
Когда уезжал в Новгород, наказывал:
— Никакой казны на храмы не жалей, Бренко, и украшай их безмерно, дабы были красоты несказанной. В чудные храмы и язычники к Христу потянутся. Не все же им закоптелым истуканам поклонятся. Уж ты порадей, боярин. Сотвори так, дабы Ярославль своими искусными храмами Новгород превзошел… [234]
— Пора, княже, с коней слезать, — прервал раздумья Ярослава Могута.
Князь остановил коня. Теперь всё будут решать выжлятники с обученными псами, коим надо выйти на след тура или вепря. Случалось, звери сбивались в стадо и уходили в наиболее кормовые места, уходили за много верст, по только известным им тропам, а потому выжлятники и разделились на пары, направив собак за длинные ременные поводки в разные стороны.
234
Позднее Ярославль по количеству церквей действительно превзойдет Господин Великий Новгород.
Князь должен стоять и прислушиваться до тех пор, пока до него не донесется лай гончих. Значит, собаки вышли на зверя и устремились за ним в погоню. Тут уж не зевай! Натянув шапку на самые брови, торопи коня и не обращай внимания на всевозможные валежины, высокие муравьиные преграды-обиталища и колючие ветки.
Конные выжлятники могут настичь зверя и убить его копьями, но каждый из них ведал, что князь сам любит сразить разъяренного кабана или оленя, а поелику и старались псари учинить гоньбу на Ярослава.
Князь лез напродир. Его охватил всепоглощающий азарт, и он, низко пригнувшись к луке, всё лез и лез через заросли. Он чувствовал, как по щеке струится в короткую курчавую бородку кровь, но Ярослав и не подумал смахнуть ее кожаной рукавицей. Им завладела лишь одна неотвязная мысль: «Встретиться со зверем, непременно встретиться!»
Заросли слегка поредели, и князя вынесло на обширную лядину, [235] где он и увидел крупного вепря, на коего яростно лаяла собака, побаиваясь наскакивать на зверя.
235
Лядина— сорный лес.
Выжлятник
Дикий, разъяренный кабан страшно рычал, обнажая беспощадные, убийственные клыки. Стоит дрогнуть, промедлить, а тем более промахнуться, и эти жестокие клыки до костей разорвут ногу охотника, скинут его с коня наземь и загрызут насмерть.
Ярослав упруго выпрямился между передней и задней луками, цепко ухватился за ратовище [236] копья с острым стальным наконечником, зорко прицелился (на что отводился лишь какой-то миг) и с силой метнул копье в щетинистую бочину вепря.
Попал! У кабана хватило еще сил добежать до коня, зло разрушавшего копытами мшистую землю, и тут вепрь, издав предсмертный рык, рухнул.
Ярослав неторопливо спустился с коня и ступил к поверженному зверю, в коего, не прекращая свирепо лаять, вцепилась собака. Вепрь умирал с оскаленными зубами, глаза его начали стекленеть, мохнатые уши обвисли.
236
Ратовище— деревянная часть копья.
Князь вытянул из вепря копье, победно вскинул его над головой и громко воскликнул:
— Ко мне, други!
Это была не первая удачная охота Ярослава, коей он всегда радовался, как мальчишка.
Быстрее всех подле князя оказались Могута и Заботка. Первый, оглядев лядину и не увидев ловчих и выжлятников, довольно молвил:
— Однако, князь. С блестящим полем [237] тебя. Вот то поединок!
— Метко копье кинул, Ярослав Владимирыч. Чуть бы оплошал — и беды не миновать. Горазд же ты, князь, — сказал своё похвальное слово и Заботка.
237
Здесь — в значении с блестящей охотой.
Ловчие и выжлятники появились не вдруг. Ахали, удивлялись и чествовали князя. А тот повелел:
— Обед близится. Вепря освежевать — и на вертел.
Пока выжлятники возились с кабаном, разводили костер и подвешивали многопудовую тушу на вертел, ловчие готовили место для пиршества.
Неподалеку от костра накидали грудки соснового лапника (по числу бражников), набросали на них мягкого мху, достали из переметных сум баклаги с медом, рогами и оловянными кубками, и с шутками да прибаутками стали выжидать, пока выжлятники не разрежут поджаренную полть мяса на розовые сочные куски. Казалось, нет вкусней трапезы, когда она свершается в лесу у костра, после удачной охоты.
И вскоре началось пиршество! Первый рог, наполненным крепким ставленым медом, всегда поднимали за князя, второй — за успешное поле, третий — за благополучный исход в следующей охоте, а потом издревле установленный порядок ломался и каждый говорил то, что ему захочется.
Первый рог (отделанный серебром) Ярослав осушал всегда до дна, остальные лишь пригублял: не хотел оказаться пьяным, когда делаешься развязным, болтливым, а то и того хуже — вдребезги напившимся до одури.
А вот богатырь Могута мог и бадью до донышка выпить и не свалиться с ног, но того он никогда не делал, памятуя слова Ярослава: